Название: Без масок
Автор: Arkham Asylum
Бета: Arkham Asylum
Канон: Batman Vol 2
Пейринг/Персонажи: Джокер, Брюс Уэйн (Бэтмен)
Размер: мини, 2281 слово
Категория: джен
Жанр: ангст, POV
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В перевернутом мире имеют значение только настоящие лица.
Предупреждения: Эффект потока сознания.
Знакомо ли тебе чувство, когда все вокруг замедляется, звуки стихают и только инстинкты обострены до предела? А потом мир срывается в бешеный галоп, опрокидывается, захлестывает волной и швыряет на острые камни. Может быть, ты тоже весь в ранах от этих камней? Иначе зачем тебе это все?
Я помню, как мать готовила мне завтрак. Всегда подгоревшие тосты, клубничный джем и яичница с беконом. Бекон тоже каждый раз подгорал. У нее не было желания придумывать что-то новенькое — она лишь делала то, что было проще всего. Хотя, быть может, она никакой завтрак и не готовила. Может, это просто телевизор в комнате отдыха, там постоянно крутят сериалы, где домохозяйки в заляпанных фартуках возятся на кухне. Так или иначе, проще всего каждое утро жарить яичницу, чем сочинять новое меню. Проще то, что привычно и не требует усилий. Понимаешь? Поэтому я не пытаюсь скрываться от волны — ныряю в нее, чтобы снова порезаться о камни.
Однажды мать ушла, а меня закрыла в ванной, потому что я опять ее доставал. Мне было лет семь, я сидел, прижавшись к батарее в темноте, чувствовал запах тины, ржавчины — запах одиночества — и слушал, как падают в раковину капли, пытался считать.
А потом пришел он. Сел напротив меня, прямо на грязный кафель, и начал смотреть. Помню, у него были непропорционально длинные руки, белые запястья торчали из рукавов, а худые пальцы он сцепил в замок, обхватив острые колени. Я еще тогда подумал: странно, что такие колени не продрали штанины.
Какое-то время мы молчали, меня трясло от страха и холода. Что-то в его лице было странным, очень неправильным. Я не мог понять, что именно, и от этого мне было особенно тошно. Не удивлюсь, если тогда я еще и лужу сделал, как щенок.
Он пристально изучал меня до тех пор, пока я не устал бояться. Вот тогда он и сказал, что я должен убить. Ведь как получается: мать ушла с приятелем на танцы, а это значит, потом они двинут в бар, а потом — в койку. То есть домой она вернется только утром, сделает мне кое-как завтрак (горелые тосты, почерневший бекон) и уйдет к себе в комнату отсыпаться. Если я попробую ее разбудить, заругается или ударит. Она красивая — бледная кожа, огромные глаза, худенькая, но когда злится, кривит губы и громко кричит. Это неприятно. «Так в чем причина?» — спросил он меня. Я посмотрел на него, еще не до конца понимая. «В чем причина того, что твоя мать не ночует дома и запирает тебя в ванной?» — еще раз спросил он. И тут меня осенило. Приятель. Вот точно. Если его убрать, она никуда не пойдет. Останется дома. Может, даже сделает не подгоревшие тосты.
Гениальные идеи, как известно, самые простые. Вот и я решил пожертвовать своим любимым грузовиком ради такого дела. Решил предоставить все воле случая, ведь человек — игрушка судьбы. Так почему бы не позволить игре начаться? Говорят также, что новичкам везет. Так и вышло. Не знаю уж, видел ли он, как я улыбался, но катился этот придурок по лестнице живописно. А что? Несчастный случай: выпил, наступил на игрушку, упал, сломал шею. Такое происходит постоянно. И люди совершенно ничему не учатся.
Когда он замер у нижней ступени, я подошел посмотреть, но мать меня оттащила, все причитала и вопила, как безумная, зачем-то закрывала мне глаза. Так все веселье и закончилось.
Несколько месяцев мы прожили как короли, а потом она все равно ушла. Несмотря на то, что у меня все получилось. Представляешь! Появился другой, новый. Я не мог предугадать такой исход событий и чувствовал себя жестоко обманутым.
Оставшись в очередной раз дома один, я высказал все, что думал, в адрес своего советчика, плакал от обиды, пинал мебель. Но он не появился. И это было хуже всего. Одно ведь дело, когда в глаза говоришь, а другое — в пустоту.
А появился он, когда я не мог пошевелиться — так меня тот урод отмудохал. Я лежал, поскуливая, со сломанными пальцами, изо рта — кровавая слюна, из носа — сопли. Видок тот еще, одним словом.
«Ты так ничего и не понял», — он снова сидел передо мной. Острые колени, пальцы как паучьи лапки, пустые глаза. Я сказал, что мне очень больно и, кажется, ребро треснуло.
«Меня не интересует твое ребро», — обронил он, и мне показалось, что в его голосе проскальзывают нотки разочарования.
На его слова, что надо бы дать отпор, я поднял свою изуродованную руку — нечем.
«Тогда загрызи. Зубы-то у тебя на месте», — он пожал плечами.
К тому времени я уже знал, что такое волна и как больно она может ударять о камни. Пожаловался ему, что у меня все в голове шумит, кружит, и что я не всегда понимаю лица. Что они говорят. Иногда это просто белые пятна, но если полоснуть ножом, белое смешается с красным — вот единственное различие, которое я для себя вывел. Он ответил, что лица не имеют значения. А с волной можно легко справиться, если научиться плавать. Всего-то. Просто плыть по ее воле.
Так у меня появилась цель — волна. Одна беда: я был слишком мал, чтобы развернуться в полную силу. Получая каждый раз тычки и тумаки, вспоминал про своего таинственного собеседника — теперь он частенько ко мне захаживал, особенно по ночам, садился в угол и смотрел оттуда, но больше молчал. Время от времени появлялись и другие: ребенок, забавный уродец. Карлица с трубкой, сиамские близнецы, от них пахло тленом и болезнью. Больше всего мне нравилась карлица, у нее был такой забавный, хриплый голос, когда она рассказывала, как разрубала труп своего мужа на части.
Как-то раз очередной приятель матери решил, что я утащил его серебряный браслет. Перевернул все в моей комнате, а потом долго лупил меня. Не знаю, где была мать. Может, лежала в гостиной, под кайфом: огромные глаза стекленеют, кожа истончается — лицо фарфоровой куклы. В общем, я тогда получил по полной. И вот лежу, значит, на полу, под окном, держусь за живот — я уже понял, что мой ночной гость становился словоохотлив, когда мне делали больно, — а он наклонился надо мной, сложился, как циркуль, и произнес одно единственное слово. Прошелестел на ухо, как мертвый лист в ноябре. Тогда все встало на свои места. После этого слова. Будто нужный ключ к двери подобрал.
Это было так давно. Сейчас рассказываю тебе, и сам не верю. Но я смотрю, ты даже не записываешь. А вот мистер Джонсон всегда все записывает. Слушает меня и записывает в свой пухлый блокнот, даром, что потом эти воспоминания оказываются из телевизора (я не виноват, что у них в комнате отдыха ящик постоянно бубнит), мистер Джонсон фиксирует любую подробность.
Хочешь знать, приходит ли еще ко мне ночной гость? Приходит, но редко. Наверное, считает, что я уже не нуждаюсь в его советах. Бывает, в самые ненастные ночи, когда деревья царапают ветвями стекла, а ветер бьется в них как бешеный, он садится ко мне на постель и смотрит. Все такой же тощий, с длинными руками, без губ и век (та странность, что смущала меня в детстве), бледный, смотрит внимательно, изучающе.
Впрочем, он не единственный, кто приходит. Это место такое, рождает чудовищ, что тебе и не снились. Пространство и время искривляются, кривляются, как злые шуты, встают с ног на голову, звенят бубенчиками. Хороша ли она, изнанка человеческая? Посмотри-ка, в сущности — кишки, кости, кровь — одинаковые все. Я люблю выворачивать. Смотреть под другим углом. Только так можно понять сущность, только в центре хаоса можно найти точку покоя. Вот, допустим, если я выколю санитару глаз. Но стоп, я же хотел рассказать про гостей.
Иногда я слышу звонкий смех. Он как бы разливается по всему пространству, скачет мячиком, ударяясь о стены. Память услужливо подбрасывает образы: разбитое стекло, рваная рана, бубенцы, пудра, белая кожа. Девочка-арлекинка, такая веселая. Когда я думаю про осколки, то вспоминаю ее, и, мне кажется, вместе мы могли бы как следует поразвлечься. Иногда я вижу серые, бесформенные тельца, они как жирные личинки, но размером с болонку. Любят ползать по стенам и пищать. У них еще такие липкие и цепкие пальцы, а на обоях они оставляют блестящий след, как улитки. Даже знать не хочу ничего об их брачных играх. Мне хватило моей мамаши. Еще время от времени возникают узоры. Это первый признак волны: стена превращается в зияющий провал, сочится кровь, мое тело теряет вес, и я парю над самой пропастью, завороженный. Смотрю в бесконечную темноту — там корчится и гноится моя память, вся в ошметках плоти, как после взрыва. Испуганный мальчик в мокрых штанишках, избитый до полусмерти подросток с перебитыми пальцами и кто-то еще. Кто-то новый. Моя память — кислота, что отравляет, разъедает, не оставляет ничего после себя. Как бы так изловчиться и увидеть картину целиком? Отделить бесконечный сериал из комнаты отдыха от реальности.
Реальность. Разве само по себе это не абсурдно? Скрипучая лестница, под пальцами — ощущение шершавых перил. Запах дешевых духов и какой-то кислятины. Ржавый кран, шорох старых газет. Такая она, реальность? Каждое воспоминание — слой, слои накладываются один за другим до тех пор, пока не превратятся в утрамбованную массу. Вот твои воспоминания — это что? Мои, получается, старый дом, где сотни дверей и из стен торчат липкие ручонки личинок, а в раковине плавают, разбухают от ржавой воды безглазые рыбы. И еще девочка-арлекинка. Кажется, она имеет какое-то отношение к моей связи с реальностью. Так сказал вчера мистер Джонсон. Этот мистер Джонсон живет в мире, где в реальность верят, где прячутся от абсурда и хаоса. Смешные, трусливые кролики, как бы они ни прятались, хаос врывается в их жизни — визгом тормозов, потому что пьяный водитель уснул за рулем, взмахом руки, сжимающей нож, взрывами в метро. Хаос врывается в их головы историями о расчлененных телах, изуродованных лицах и трофеях в темном подвале. Хаос врывается в их сердца единственным выстрелом в темном переулке. И, как знать, что может родиться после этого? Ты не знаешь?
Но чаще всего я вижу кое-что другое.
Представь, ты лежишь в своей постели, мирно спишь, но вдруг — легкое дуновение, пробежавшая по твоему лицу тень — открываешь глаза. Напряженно смотришь в темноту, пытаясь понять, что же такое тебя разбудило, и видишь очертания огромных, кожистых крыльев. Все личинки со стен разбегаются, панически пища, стекла в ужасе бьются, а волна захлестывает голову с удвоенной силой. Страшно ли мне? Помнишь, вначале я рассказывал про ночного гостя, что он однажды произнес единственное слово и тем самым спас дрожащего мальчика? Точнее, научил спасаться. Смех — вот что он сказал. Смейся, когда боишься. Смейся, когда больно. Когда грустно. Когда доктор дает таблетку. Когда немилосердная игла входит в набухшую вену. Смейся, когда убиваешь. И когда убивают тебя. Чтобы до звона в ушах, до кровавых капелек в уголках губ. Скалься улыбкой на мир, полный абсурда. Смейся до тех пор, пока не перешагнешь через рассудок, и там, где все шатается и перевернуто с ног на голову, ты найдешь себя настоящего. Ты не смеешься? Я заметил, ты всегда такой серьезный, губы в нитку.
Поэтому мне не бывает страшно, даже когда я вижу кожистые крылья этого монстра. У него огромные клыки и неутолимая жажда крови. Он преследует меня постоянно. Куда бы я ни шел, где бы я ни находился, я постоянно слышу его дыхание. Это он притаился за горгульей на крыше. Это он рассекает ночной воздух над городом. Это он сейчас заглядывает в мое окно. Вот только я не всегда могу понять, он плод моей фантазии или я — его? Я живу только потому, что живет он, или он питается мною и потому так силен?
Говорят, у него есть лицо. Ну, знаешь, такая аккуратная маска из человеческой кожи. Среди кроликов бытует мнение, что это его истинная сущность, и всем страсть как хочется ее увидеть. Вот он, перевернутый мир: для них важнее форма, а не содержание. Впрочем, когда кролики видят содержание, они визжат и падают замертво. И поэтому мне безразлично, кем он прикидывается, когда сбрасывает свои мышиные крылья. Что толку в его человеческом обличии, когда оно лишь кокон, оболочка для настоящего монстра?
Шутам всегда дозволялось больше, чем прочим: сказать правду в лицо королю, обсмеять отважного рыцаря, ущипнуть знатную даму за грудь. Так почему бы вашему покорному шуту не разыграть еще одно представление? А я чувствую, что скоро это ох как понадобится. Потому что время от времени он путает приоритеты. Забывает об истинной сущности. Ради выживания я должен ему об этом напомнить. Обязан! Иначе мы оба исчезнем. Если он растворится среди кроличьих ушей, меня не станет. Если я растаю, он зачахнет. Вот только до сих пор не понимаю, кто от кого зависит… Опять эти личинки. Черт! Я устал их каждый раз разгонять, ночью они опять будут противно пищать и путаться липкими пальцами в волосах. А ты? Что ты так внимательно смотришь? Мне совершенно безразлично, какая маска на тебе в данный момент. То, что я вижу перед собой — лишь скучная, размытая оболочка, еще один выкидыш абсурдного мироустройства. Здесь у тебя нет ни имени, ни формы, потому что в перевернутом мире имеют значение только настоящие лица. Запомни это.
— Мистер Уэйн, ваша вода.
— Да, — Брюс обернулся, — благодарю.
Он забрал с подноса стакан и отпил немного.
— Все в порядке?
— В полном. Думаю, мы продолжим обсуждение строительства нового крыла в вашем кабинете, директор.
— Тогда пройдемте ко мне, бумаги уже готовы.
Директор Аркхема, маленький, вертлявый человечек, ловко подхватил Брюса под локоть и повлек по коридорам лечебницы. Пользуясь случаем, он завел вдохновенный монолог о прогрессе современной психиатрии, новых лекарствах и мебели (последние два пункта не мешало бы проспонсировать, ради прогресса, конечно же). А Брюс рассеянно кивал — слова скользили по поверхности, не задевали сознание, как если бы передавали прогноз погоды, — пальцы машинально сжимали спрятанную в кармане карту.
Здесь, в залитом дневным светом просторном переходе, казалось немыслимым, что есть ремни и решетки. Что где-то в недрах Аркхема, в пуленепробиваемой клетке так и остался сидеть человек с уродливо вырезанной улыбкой на бледном лице, опасно тихий и совершенно равнодушный к своему посетителю.
— Как же я раньше не понял.
— Простите, мистер Уэйн?
— Раньше я и не думал, что в вашем заведении возможны такие перемены, — Брюс очаровательно улыбнулся директору, на что тот снова принялся заливаться соловьем.
Не искусная игра или притворство — полное равнодушие и ледяная пустота, вот что отразилось в мутных глазах; взгляд акулы, еще не учуявшей запах крови. Так ли важно, кто скрывается под маской, если веселье будет продолжаться. Уже в машине Брюс достал из кармана карту и покрутил в пальцах. Знать слабости своего врага всегда считалось неплохим козырем.
Название: Чайный сервиз
Автор: Arkham Asylum
Бета: Arkham Asylum
Канон: Batman (comics), Batman: Hush!
Пейринг/Персонажи: Эдвард Нигма (Риддлер), Харлин Квинзель (Харли Квинн), Джервис Тэтч (Безумный Шляпник); Джонатан Крейн (Пугало), Памела Айсли (Ядовитый Плющ), персонал лечебницы.
Размер: мини, 2133 слова
Категория: джен
Жанр: драма, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Заварить чай в холодной воде не представлялось возможным. Но кипяток и психически больные преступники — очень неудачное сочетание.
Заварить чай в холодной воде не представлялось возможным. Но кипяток и психически больные преступники — очень неудачное сочетание, совершенно недопустимое в комнате групповой терапии.
Поэтому Джервис Тэтч одиноко сидел за столом и, за неимением лучшего, гипнотизировал пластмассовую чашку с едва подкрашенной водой — фарфор, разумеется, было нельзя тоже.
— Что с ним? — поинтересовался Эдди Нигма у Крейна.
Отставной психиатр оторвался от научного журнала и оценивающе окинул взглядом сгорбленную фигурку Шляпника, а потом посмотрел на часы.
— Опять переклинило, — опередила Крейна Харли, плюхнувшаяся между ним и Нигмой на диван с пакетом чипсов.
— Это авторитетная оценка психиатра, доктор Квинзель? — поднял бровь Нигма.
— Это констатация факта, — важно сказала Харли, отправив в рот очередную пластинку чипсов. — Бедняжка Джервис.
— Файф о’клок у него, — пояснил Крейн. — Время чая. Пытается воспроизвести ритуал, на котором зациклен.
Джервис поднес чашку к губам, отхлебнул, поморщился, сел прямее. Подвинул чашки невидимым собеседникам, беззвучно зашевелил губами, видимо, изображая светскую беседу.
— Вам не кажется, что это слишком? — спросил Нигма.
— Это ужасно, — Харли в порыве чувств смяла пакет. — Боже, он что, вырезал поддельные крекеры из бумаги?
— Боже, Шляпнику дали ножницы? — Крейн отложил журнал. — Вот это очень непрофессионально со стороны психиатров.
— «Профессионально» и «Аркхэм». Джонни, я тебя умоляю, — закатил глаза Нигма. — Харли вот с чипсами тебя не смущает? Не странная диета для больной в лечебнице?
— Это моя личная диета, — важно возразила Харли. — Чипсы благотворно влияют на мое душевное состояние.
Джервис уронил чашку, полез за ней под стол, подобрал и начал сметать на ладонь воображаемые осколки.
— Нет, ну это уже ни в какие ворота... Пойду поговорю с ним, — Нигма вскочил с дивана и направился к Шляпнику.
— Осторожнее, у него ножницы! — крикнул ему напоследок Крейн, тут же получив удар по ребрам от Харли.
— Привет, Джервис, — окликнул Шляпника Нигма, осторожно приблизившись.
Шляпник уже выбрался из-под стола и снова сидел на своем месте. Он не отреагировал, только продолжил делать вид, что беседует с невидимыми товарищами по «чаепитию», и даже взял с тарелки бумажный кружок, неуклюже подкрашенный коричневым карандашом.
— Так. Я сяду, пожалуй, — хмуро предупредил Нигма и сел рядом. Шляпник начал слюнявить бумажное печенье.
— Фу, гадость какая! — воскликнула Харли.
Подыграть и осторожно, мягко вернуть Джервиса к реальности не представлялось возможным. Нигма вырвал у Шляпника из рук бумагу.
— Тэтч! Посмотри на меня! — приказал он.
Пустые голубые глаза Шляпника обратились к нему.
— Прекрати заниматься ерундой, ясно? Ты один из самых знаменитых преступников Готэма. То, что Бэтмен в очередной раз упек тебя в психушку, не повод раскисать! Джервис, у тебя что, умер кто-то? Рак у тебя нашли? Какого черта ты позволяешь себе расклеиваться?
Предупреждающе пискнул сигнал наружной двери. Пара санитаров направилась к столу Джервиса.
— Нигма, — строго сказал один из них. — Не вынуждай нас.
— Не вынуждай — это ты о чем? Отгадай загадку: на морозе мы гуляли, мы замерзли и устали, чтоб согреться, наливай крепкий и горячий..?
Нигма плеснул воду из чашки в лицо одному санитару и запустил стулом во второго. Через мгновение он уже был на полу с вывернутыми за спину руками, на запястьях которых защелкнули наручники.
— Что он вытворяет? — недоуменно пробормотал Крейн.
Харли наблюдала за происходящим непривычно притихшая — просто смотрела огромными глазами. Взгляд Джервиса обрел осмысленность, он встал из-за стола и удивленно поглядел на Нигму, которого выпроваживали наружу.
— Что тут такое было? Эдди?..
— Шляпник, ты несчастный урод с чаем вместо мозгов! — горячился Нигма. — Это все из-за тебя, понял?
— Оба совсем двинулись, — прокомментировал происходящее Крейн.
Харли, соскочив с дивана, преградила санитарам путь.
— Ма-а-альчики, — протянула она ласково, накручивая на палец прядку. — Ну что вы, в самом деле, — руки Харли скользули по плечам и груди санитара. — Эдди не хотел скандалов, он просто немного нервный.
— Вот ему и не помешает парочка уколов, — санитар отвел ее руки. — И ты держи-ка свои ручонки подальше, Квинн.
— Фу, какой ты грубый, малыш, — фыркнула Харли, отходя. Санитары вывели Нигму. Джервис озадаченно смотрел то им вслед, то на стол с чашками и бумажными крекерами, явно ничего не понимая. На часах была половина шестого. Крейн вопросительно глянул на Харли. Она, расплывшись в улыбке, подмигнула ему и невесомо чмокнула пластиковую карточку пропуска, что только что стянула у санитара.
Ночью Нигма уныло созерцал потолок в карцере, когда услышал голос Харли за дверью:
— Привет, Эдди. Как тебе спится?
Харли стояла на цыпочках и заглядывала в зарешеченное окошко в верхней части двери.
— Никак, Харли. Особенно когда ты мешаешь. Снова стащила ключи?
— Не ключи, а пропуск, сладкий. Открыть твою дверь мне пока нечем.
— Если тебе нечем открыть наружные двери, то с моей можешь даже не возиться. И вообще я не в настроении сегодня сбегать из Аркхэма. Давай завтра? Или на следующей неделе, например.
— Эдди, у тебя что-то стряслось, да?
Нигма вздохнул и натянул одеяло на лицо.
— Нет, — глухо проговорил он сквозь ткань. — С чего ты так решила?
— С того, что ты злишься на Шляпника за его обострение и кричишь, что он не имеет права поддаваться стрессу. Ты завидуешь ему, что он может себе позволить жевать бумажные печеньки и пускать слюни, а ты — нет.
— Ты совсем рехнулась, Харли? — Нигма откинул одеяло. — Хотя кого я спрашиваю... Кому это я завидую? Чайному зомби?
— Иногда лучше быть зомби и ни о чем не думать, — упрямо возразила Харли. — Ты так не умеешь. Не хочешь поговорить? Могу обеспечить тебе совершенно бесплатный сеанс высококлассного психоанализа от доктора Харли.
Нигма молчал.
— Ой, у тебя тут столько всего на столе... Это что, лекарства? Эдди, ты на какой-то усиленной терапии, что ли? — Харли выдержала паузу, но он не отзывался. — Ладно, я пойду к себе в палату. Загляну к охране, разрисую им мордахи зубной пастой, если они спят, что ли. Пока, Эдди.
Харли еще немного постояла, дожидаясь ответа.
— Пока, Харли. Доброй ночи, — наконец проговорил Нигма неохотно. — Иди и развлекись как следует с охранниками.
— Я им пару вопросиков пастой нарисую для тебя, Эдди, — просияла Харли. — Чао!
— Стой, эти идиоты же решат... Харли? — ее уже и след простыл, и Нигма только обреченно вздохнул, понадеявшись, что охрана лечебницы еще не настолько дурного мнения о Риддлере, чтобы заподозрить его в проказах уровня «детский летний лагерь». Хотя от окружающего мира, полного кретинов, можно было всего ожидать. Он повернулся на бок и попытался уснуть, глядя в сторону уставленного баночками с лекарствами и заваленного бумажными головоломками столика.
— А Эдди, оказывается, разрешают держать лекарства в палате, — сообщила Харли за обедом соседям по столу.
— Ого, — поперхнулся Крейн. — Это же означает, что он может отравить кого-нибудь, если захочет.
— Отравить? — фыркнула Ядовитый Плющ. — Как будто Риддлер что-то смыслит в отравлениях. Да и зачем ему это.
— Ну, знаешь. Будь у меня набор химикатов в палате, я бы сумел им распорядиться.
— Мечтай, — презрительно бросила Плющ. — Я бы не отказалась просто от солнечного света в камере, но эти уродцы всегда ищут мне самый темный угол.
— Ладно, химия и Джонни, так же как и ты, Рыжик, в комплекте со светом и цветочками — плохая идея для тех, кто нас держит, тут администрацию и охрану можно понять. Но если Эдди разрешают хранить лекарства, то не понимаю, почему бы не разрешить Джервису пить чай. Это ведь не то же самое, что дать ему возможность собирать чипы для майнд-контроля, — заметила Харли. — И да, кстати. Риддлеру мастерить головоломки тоже никто не запрещает.
— Как и тебе добывать контрабандой чипсы и конфеты, а потом жевать их в открытую, — заметил Крейн. — Потому что знают: бесполезно. А вот оставить Джервиса и всех пациентов с ним заодно без чая — это они могут. Кто бы знал, как мне надоело это пойло, — кивнул он на свой стаканчик с кофейным напитком невнятного цвета.
— Нам необходим бунт, — ударила Харли кулаком по столу. — Чайный бунт, — она вскочила прямо на стол и захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание. — Ау, народ! Хватит есть эти чертовы брокколи, пора поговорить о наших правах!
— У нас на обед из овощей цветная капуста, а не брокколи, Харли, — поправила Плющ.
— Не имеет значения! Нас лишают чая! Это совершенно недопустимо! Еще можно понять отсутствие в Аркхэме автомата с шоколадками или кабельного, можно понять ужасный распорядок и скучных санитаров, но чай — это уже слишком!
— Что это с Харли? — спросил Джервис у Крейна.
— Это все твоя вчерашняя выходка, — ответил тот, массируя виски и раздраженно поглядывая в сторону Харли. — Дурной пример заразителен.
— Какая выходка? — недоуменно похлопал ресницами Шляпник.
Похоже, он и правда ничего не помнил.
— Что тут творится? — Нигма опоздал к обеду и подошел к столу, на который забралась Харли, с подносом. — Харл, слезай уже.
— И не подумаю! — возразила Харли. — У меня точно такое же право буянить, как и у тебя.
— Слезай, говорят! — Нигма сдернул ее со стола за штанину, и теперь уже он встал между Харли и подоспевшими санитарами. — Все в порядке. Это снова просто чай.
— Второй день подряд? — скрестил руки на груди санитар.
— Нас очень волнует эта проблема, — кивнул Нигма. — Но мы уже почти успокоились сами. Да, Харли?
— Да, — огрызнулась Харли у него из-за плеча. — Мы очень спокойны. Спокойнее некуда.
Санитары отстали не сразу, но на трудотерапию Харли и Нигму все же загнали. Дурацкое занятие — складывать по линиям сгибов коробки со свечной фабрики, что открылась не так давно неподалеку от лечебницы. Сами свечи упаковывали прямо в лечебнице, здесь же, в восточном крыле, больные из числа «не знаменитостей». Слабым утешением в дурацкой процедуре сборки было то, что санитары во время трудотерапии скучали точно так же, как и пациенты. Поэтому персонал в конечном счете отправился в подсобку играть в карты, а Харли и Нигма были предоставлены сами себе — за исключением необходимости сдать свою коробочную норму и подтвердить тем самым, что они паиньки, а никаких лекарств и карцеров не надо.
— Я сожгу эту фабрику к чертям, когда отсюда выберусь, — ворчала Харли. — Использую при этом их же свечки и смажу фитили фирменным составом по рецепту моего Пудинга. Вот все там обхохочутся.
— Не так уж и плохо, что мы здесь, — возразил Нигма.
— Ты шутишь? Что может быть хуже кабинета трудотерапии?
В дверь кабинета постучали — ритмично, морзянкой. Нигма осторожно выглянул наружу, перекинулся с кем-то невидимым парой слов — и вернулся к их с Харли столу, сияющий и с уже собранной коробкой в руках — ее передали ему из-за двери.
— Я думала, мы тут, внутри эти дурацкие коробки собираем, — удивилась Харли. — Что там? Инструменты для подкопа?
— Лучше, — Нигма показал ей содержимое коробки, и лицо Харли расцвело улыбкой.
Их отпустили через полчаса. Коробку, что передали Нигме, он спрятал среди остальных, собранных, намереваясь забрать ее содержимое чуть позднее, до того, как другие коробки заполнят и отправят на продажу и когда охрана этого точно не заметит.
И у него все получилось. В конце концов, коробочка для набора подарочных свечей не так уж и велика и это не самая заметная вещица.
Небольшой фарфоровый чайник с двумя чайными парами и пакетиком ассама в нее без труда поместился.
Перед тем как оставить подарки на излюбленном столе Джервиса, Нигма достал из чайника презент с воли для себя — несколько ампул с серебристой жидкостью.
— У тебя просто отличные каналы контрабанды, Харли, — одобрил Эдди. — Спасибо, что ими поделилась.
— Обращайся. А Джервис будет просто счастлив, — Харли любовалась маленьким сервизом. — Осталось добыть кипяток, и, надеюсь, он угостит нас чайком. А это что? — спросила она о лекарстве, которое Нигма поспешил припрятать.
— Посылка, которую я ждал месяц. Я ведь особенный, Харли, мне разрешают иметь свои лекарства. Думала, я не в курсе, что вы это обсуждаете у меня за спиной? Разрешают, действительно, чтобы со мной не возиться, и зная, что я сам могу контролировать прием. Вот только некоторые все же запрещены — те, что из-за границы и экспериментальны. Ты знаешь, какие лекарства дороже золота и запиваются одной царской водкой?
— Иногда твои загадки меня пугают, Эдди, — призналась Харли.
— И правильно. Я очень страшный злодей, — с серьезным лицом сообщил Нигма и тут же рассмеялся — весело, но как-то уж слишком поспешно.
Чайник и чашки, разумеется, конфисковали очень быстро. Но выпить чаю Джервис успел. Крейн где-то добыл термос с кипятком, и нужно было видеть наслаждение, что разлилось по лицу Джервиса, когда тот глотнул свежезаваренный чай. Второй чашкой завладела Харли, и ей чай тоже с непривычки показался нектаром богов.
Разве что царская водка и ампулы дороже золота как-то не шли у нее из головы. Спрашивать отгадку у Нигмы не хотелось, и Харли спросила насчет этого Крейна. Тот задумался на какое-то время, а потом предположил:
— В царской водке — и только в ней — растворяется платина. Она дороже золота и входит в состав лекарств.
Харли нервно сглотнула. Кусочки паззла сразу встали на свои законные места.
Платина входит в состав лекарств от рака.
Название: Кофе со вкусом осени
Автор: Arkham Asylum
Бета: Arkham Asylum
Канон: Gotham City Sirens
Пейринг/Персонажи: Эдвард Нигма (Риддлер), Селина Кайл (Женщина-Кошка), Харлин Квинзель (Харли Квинн), Памела Айсли (Ядовитый Плющ)
Размер: мини, 3692 слова
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Просто очередная история о дружбе в Готэме.
Осень пришла в Готэм сыростью, тишиной и мелкими моросящими дождями, которые вдруг сменялись шквальными порывами ветра, швыряющего в лица охапки грязных листьев и обрывки газет, и длинными промозглыми ливнями, которые заканчивались так же внезапно, как и начинались. Ноябрь выдался изменчивым, как и этот город. Но так же, как этот город, погода оставалась неизбежно враждебной ко всему роду человеческому. Или по крайней мере той его части, что обитала здесь.
Прошла жатва, опали листья и мир словно выцвел — весело подмигивающие оранжевыми огоньками хэллоуинские тыквы не заменили еще гирлянды и свечи, а дух рождества только-только начал витать над прилавками магазинов. Или, говоря языком Готэма, ушло время Пугала, короля страха, и не настала еще пора мистера Фриза.
Традиционное осеннее обострение местных психов подошло к концу, сменившись угрюмым межсезоньем, временем зализывать раны и готовиться к новой войне. Даже преступность словно уснула, оставив полицию просиживать штаны в участке, обложившись папками со старыми нераскрытыми делами, и лениво распутывать клубки событий. А может, гангстеры просто не хотели высовывать нос на улицу, справедливо опасаясь, что их пушки заклинит от такой ужасной сырости.
А с острова Аркхэм тянуло безумием. Ядовитый туман, пользуясь ослабленной бдительностью жителей, постепенно наползал на город из своей сумрачной обители. Никто даже не заметил, как он пересек воды канала и распространился по улицам.
Воздух Аркхэма пах безумием и чем-то родным.
Детективу Эдди Нигме тоже было нечем заняться в этом ноябре. Точнее было, конечно, было. Десятки супружеских измен, мелких краж, пропавших котиков и прочих семейных неурядиц. Он мог бы щелкать их как семечки, если б не считал, что слишком обидно тратить столь гениальный ум на такую чушь. Никаких настоящих загадок в последнее время.
Кроме одной.
Эдди стоял на мосту и смотрел на остров Аркхэм. В лечебнице недавно отгремел очередной бунт, и теперь бледные пациенты, под завязку накачанные транквилизаторами и седативными, лениво ползали по стенам, как сонные мухи, в поисках выхода, которого не было. Их красочный мир, полный возможностей, в очередной раз обернулся старыми серыми стенами без причудливых теней и шорохов по углам. Нет, не мухи, пауки в стеклянной банке! Но на этот раз Эдди не был одним из них.
Капли влаги оседали на металлических перилах и капали за воротник с полей шляпы. Ветер стих, поверхность канала стала ровной и гладкой, настолько гладкой, что напоминала теперь черное зеркало. Казалось, по нему легко можно было пройти.
Эдди криво улыбнулся. Бумаги со всеми печатями, свидетельствующие о полном выздоровлении, грели его в кармане плаща. Он постоял так еще некоторое время, а потом быстро зашагал прочь.
Но шел он отнюдь не к своему дому.
В этом некогда заброшенном приюте для животных обитали три безумные ведьмы. Такие же отверженные, как и он сам.
— Не ожидала тебя сегодня, заходи.
В зеленых глазах Селины мелькнула тревога, стоило ей увидеть его на пороге. Риддлер вечно бежал от неприятностей, но такое дело, неприятности рано или поздно настигали Эдди Нигму. Поэтому его появление на пороге убежища бывших преступниц могло значить только одно.
Через мгновение взгляд Селины смягчился, она улыбнулась уголком рта и кивнула ему вполне приветливо.
— Я настолько жалко выгляжу? — спросил Эдди, снимая шляпу и стряхивая с нее капли дождя.
— Любой выглядит жалко в такую погоду, — ответила она весело. — Так что привело гения в нашу скромную обитель?
— Как всегда, я здесь исключительно по делу, — важно произнес он и сунул Селине свой плащ. Та только фыркнула и скорчила недовольную гримасу. — Наш общий друг, комиссар Гордон, очень интересуется недавним инцидентом. Ты же знаешь, мне с трудом удалось отговорить копов перевернуть здесь все кверху дном.
Селина раздраженно вздохнула.
— У меня нет проблем с памятью, Эдди. Помнится, ты говорил, что все уладил.
— Где это произошло, здесь? В прошлый раз тут все было завалено.
Он остановился у дыры в потолке. Сейчас она была застелена сверху досками и пленкой, но дождевая вода все равно ухитрялась просачиваться внутрь, так что на пол накапала уже приличных размеров лужа.
— Да, мы с девочками убрали весь мусор, но тут еще требуется капитальный ремонт. Если честно, он здесь нужен везде.
Эдди еще раз окинул беглым взглядом последствия взрыва. Рокси Ракета не только уничтожила потолок — часть второго этажа тоже сильно пострадала, благо это была не жилая часть здания.
— Я просто хочу убедиться, что вы не готовите коварный план по захвату Готэма и не приглашаете пожить к себе кого-то из разыскиваемых преступников, — объяснил Эдди.
— А даже если и так? — Селина недобро сощурилась и выразительно глянула на аккуратно покрашенные коготки. — Что ты сделаешь, нашлешь на нас Бэтмена?
— Я не... но это ведь не правда?
Селина вздохнула.
— Я запретила Харли приглашать сюда кого попало погостить, даже если это обещает быть веселым. Особенно, если это обещает быть веселым. Мне кажется, я немного перегнула палку. После того, как я ее отчитала, она немного... скучает, наверное?
— Скучает?
— Думаю, ей одиноко, так что... ты сейчас сам все увидишь.
К счастью и некоторым опасениям Эдди, они отправились на источник шума и щекочущего ноздри теплого аромата кофе, что беспокоил детектива с тех пор, как он переступил порог.
— Эдди! — Харли буквально подпрыгнула от радости, тряхнув хвостиками, выкрашенными на этот раз под сахарную вату, и приветливо замахала ему обеими руками. Эдди боялся, что она бросится его обнимать, но мебельные баррикады спасли его от участи быть испачканным розовым блеском для губ.
— Харли! — набросилась на нее Селина, подойдя к плите. — Я же говорила тебе не добавлять сюда шоколадный соус!
— Но с ним же вкуснее! — возразила Харли.
— Но не в таком же количестве, — Селина махнула рукой, видимо, не желая спорить, и устало опустилась на потертую софу, перед этим убрав с нее несколько банок специй и полупустой пакет молока.
Эдди оглядел кухню и в очередной раз убедился, что не зря про себя называл их ведьмами. Потому что кухня выглядела так, словно здесь действительно орудовала настоящая ведьма, не хватало только огромного котла посреди всего этого хлама. Над котлом поднимался бы зеленоватый дымок, окрашивая лицо склонившейся над ним рыжеволосой женщины в неестественный, самый что ни на есть ведьмовский оттенок.
Впрочем, Айви нигде не было видно.
А котел вполне заменяла небольшая кастрюлька на плите и целых три турки, в которых что-то явно грелось и побулькивало.
Все остальное пространство было заполнено разномастными чашками, как пустыми, так и не очень, бутылями с сиропами, бутылками с алкоголем из мини-бара, пакетами молока и коробочками с другими полезными ингредиентами, просто необходимыми человеку, который решил сварить себе кофе без помощи предназначенных для этого машин. Естественно, все это располагалось в художественном беспорядке. А кое-что было пролито и просыпано. Эдди очень внимательно осмотрел сидение стула, прежде чем сесть.
— Тоже решили заняться легальным бизнесом? — спросил он с улыбкой. — Открыть собственную кофейню?
— Это звучит как отличная идея! Эдди, я говорила тебе, что ты самый умный человек из всех, кого я знаю? — Харли улыбнулась ему и сунула в руки дымящуюся чашку, так резко, что весь кофе едва не оказался у него на брюках. — Чем работать официанткой в дешевой забегаловке и носить похабную версию собственного костюма, лучше делать это в собственной кофейне!
— Насколько мне известно, — произнес Эдди с легким удивлением, — ты никогда не работала официанткой.
— О, вы только посмотрите на мистера я-знаю-все-обо-всех! — Харли показала ему язык. — А вот и работала. Правда, меня уволили раньше, чем я устроилась официально. Сломала какому-то парню руку, подумаешь! Это не повод сразу вышвыривать на мороз! Как будто они не знают, как тяжело в наше время быть хорошим и найти честную работу!
— На прошлой неделе она пыталась устроиться организатором детских праздников, — добавила Селина, отпивая из своей чашки с молоком, в котором если и был кофе, то совсем немного. — И решила взять с собой весь свой... инвентарь. Чтобы впечатлить всех взрывной презентацией на собеседовании. И нет, ей не отказали. Собеседование не состоялось — все просто разбежались.
— Я видела, что один круглый такой дядечка выпрыгнул в окно на третьем этаже! Глупый, я же сказала ему, что это не динамит... Киса, а я разве не просила тебя держать рот на замке?
Селина только пожала плечами и грациозно потянулась, как бы показывая свое отношение ко всем этим попыткам отыскать «нормальную» работу.
— Ладно, Эдди, — Харли повернулась к нему, — спорим, ты этого не знал?
— Честно говоря, я и правда удивлен. Хорошо, что они не стали вызывать полицию. Впрочем, я догадываюсь, почему. Не все в этом городе способны регулярно платить налоги.
— Вот! А еще ты точно не знаешь одного из моих самых страшных секретов, — торжественно произнесла Харли.
Эдди уже был готов сообщить, что не любитель играть в угадайку, но мог бы назвать сходу как минимум пять фактов, которые Харли могла бы считать «страшными секретами». Однако тут ему не повезло в задумчивости все-таки глотнуть из чашки, о которую он все это время грел руки.
— Ты кошмарно варишь кофе! — он стукнул чашкой о стол и закашлялся.
Селина мягко засмеялась, прикрыв рот рукой. Харли смерила ее недовольным взглядом.
— В смысле, ты все делаешь неправильно.
Он добавил это, чтобы не обидеть Харли, но, судя по тому, как поперхнулась Селина, что-то неправильное делал именно он.
— Киса, скажи мне, — растерянно проговорила Харли, — вот зачем ты его притащила?
— Не смотри на меня, я тут ни при чем. Он сам притащился убедиться, что ты не прячешь Рокси Ракету у себя под кроватью.
— Харли, дорогая, — начал Эдди примирительно, — мне больно видеть, как ты переводишь продукты, давай я тебе лучше покажу. Для начала, тебе надо следить за температурой.
— Что? Ой, черт! — кофе в одной из турок перелил через край и залил плиту. Харли тут же принялась исправлять ситуацию, но полотенце, которое она использовала, почему-то расплавилось и прилипло. Еще через несколько минут бесполезной борьбы Харли сдалась и отошла, жестом приглашая Эдди поучаствовать.
— Похоже, нам нужна новая плита, — резюмировала Селина.
— Не говори глупостей, — Эдди уже закатал рукава и нацепил зеленый фартук, который нашел тут же на груде коробок с непонятным содержимым — не хотелось запачкать костюм.
— О боже мой, я выиграла в лотерею мастер-класс от шефа! Я так взволнованна! — Харли подпрыгнула и захлопала в ладоши.
— Как я уже сказал, нужно следить за температурой, но тут есть еще много тонкостей...
Надо отдать Харли должное. Она была замечательным слушателем, хоть и заваливала его совершенно ненужными вопросами.
— И откуда ты столько знаешь о кофе? — спросила она со смехом через некоторое время, когда им удалось привести кухню в относительный порядок. Это не было необходимостью, но Эдди всегда лучше работалось в чистоте. Разумеется, Харли не пошевелила и пальцем, только крутилась вокруг и делала вид, что ей очень интересны его лекции. — Ты тоже хотел открыть свою кофейню?
— Нет, я просто знаю все на свете.
— Даже кто такой Бэтмен? — округлила глаза Харли.
— Даже кто такой Бэтмен, — без зазрения совести соврал Эдди, хотя Харли вряд ли ему поверила.
— Ииии?..
— Не скажу. Зато могу рассказать про кофе. Однажды я использовал рецепты напитков для создания шифра, потому что в той дыре, куда меня посадили, это была единственная книга, которую мне удалось достать. Надо же было чем-то занять себя, пока настоящий план побега осуществлялся сам. Жаль, что мне это ни разу так и не пригодилось. Если не считать сегодня.
Харли не помогала, а Селина не мешала. Притащив пару подушек, она вальяжно устроилась на софе, закинув ноги на стол. Пару раз ее приходилось передвигать, и тогда Селина недовольно шипела, как самая настоящая кошка. Впрочем, Эдди не сказал бы этого вслух. Она почти перестала припоминать ему Рим.
— Я как-то сказала, что вам нужно выкладывать записи ваших с Харли игр в интернет, — мурлыкнула Селина как-то особенно провокативно. — Забудь об этом, вы так славно смотритесь вместе, вам нужно вести кулинарные стримы.
— Да! — глаза Харли загорелись.
— Нет! — тут же вставил Эдди.
— Почему это?
— Харли, милая, я очень ценю тебя как соигрока, правда. И ты вовсе ничего не портишь каждый раз. И не игнорируешь мои советы, что уничтожает всю командную работу на корню. И ты действительно хорошо играешь, а не лупишь по кнопкам в случайном порядке. И не убиваешь меня все время, просто потому что это весело.
— Вот! Я ничего этого не делаю, ты сам только что сказал! Эдди, я бы не стала убивать тебя прямо на стриме, даже ради просмотров! Целой кучи просмотров. Миллионов. Кто же будет мне подсказывать ответы в ночных викторинах? Мы ведь так хотели выиграть и все вместе поехать в отпуск!
— В Италию? — уточнила Селина.
— На Багамы!
— Я понятия не имею, о чем ты, — сказал Эдди холодно. — Все равно кулинарные стримы —
это слишком. Не могу сказать, что мне нечего показать зрителям, но это... не мой формат. Я держу этот канал для... демонстрации своих профессиональных навыков. Я Загадочник, дамы, не повар, а приготовление пищи никак не связано с загадками. Разве что я буду готовить, а Харли изображать дегустатора-профи и отгадывать, что это было за блюдо.
— Знаешь, я передумала, — тут же сказала Харли. — Это и правда ужасная идея, Кошечка, как тебе такое в голову пришло? Если я буду все время есть, то стану круглой как Оззи, ужас! Давай наоборот? — дружелюбно предложила она.
— И тогда Эдди откинется раньше, чем ваш первый выпуск выйдет в эфир, — засмеялась Селина. — Кстати, ты уж определись, детектив ты или суперзлодей.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Эдди.
— Ну, ты назвал себя Загадочником.
— Должно быть, тебе показалось, я завязал с преступной карьерой, — сухо отозвался он. — Кстати, о кофе. Никогда такой раньше не видел. Где вы вообще его взяли?
— Я боялась, ты не спросишь, — хмыкнула Селина.
— Киса, можно я ему расскажу? — спросила Харли и, получив от подруги кивок, продолжила. — Это эксклюзив, Рыжик выращивает его прямо здесь! Правда, мы еще не придумали название для сорта, она запретила, а жаль, у меня была парочка отличных идей...
— В жизни не поверю, что эта колючка позволила бы так обращаться со своими детьми. Подумать только, использовать их для грязных человеческих потребностей в кофеине! Это что-то на уровне поедания младенцев! Да и вообще, когда Пэм делала для кого-то что-то хорошее?
Харли нахмурилась.
— Она вовсе не такая бесчувственная, как ты думаешь. Я уверена, что вы подружитесь, если узнаете друг друга поближе!
— Смею тебе напомнить, что вы обе жили в моем доме, куда уж ближе! Но не похоже, чтобы ей, да и тебе тоже, были интересны мои мысли по этому поводу! И не похоже, чтобы вам нужно было мое согласие. Селина, они ведь устраивали тебе допрос с пристрастием, верно?
— Разум не сердце, — отозвалась Селина напряженно, — я не собираюсь сейчас это обсуждать.
— Но мы извинились! — Харли повысила голос. — Она извинилась... даже если она не сказала об этом прямо, ей на самом деле очень жаль. И нам не нужно ворошить прошлое, потому что мы все теперь друзья, хотите вы этого или нет! Черт... да почему мы просто не можем быть добрыми друг к другу?!
Харли буквально вышла из себя, но и Эдди постепенно закипал, как и кофе на плите. Слова: «Конечно, мы друзья, Харли, самые лучшие друзья в мире, но ровно до того момента, пока ты не вспомнишь о Джокере или тебе не взбредет в голову еще какая блажь!» едва не сорвались с его губ, но в итоге он сказал нечто совсем иное.
— Ну а где она сама сейчас, наша совсем не бесчувственная ядовитая змея?
Харли мигом успокоилась. Они с Селиной почему-то тревожно переглянулись.
— Подождите, я узнаю это молчание. Только не говорите мне, что она мертва, это было бы очень неловко.
— Да нет, она жива, но у меня язык не повернется сказать, что она в порядке, — покачала головой Селина.
— Это просто... осень. Осенью она всегда такая, — грустно вздохнула Харли и повернулась к плите.
— Я мог бы догадаться. Так в чем трагедия? — Эдди все еще не понимал такую странную перемену настроения.
— Пару дней назад она ушла и не вернулась. Я не придала этому значения, но Харли сказала, что с ней, скорее всего, случилось что-то плохое. Я хотела позвонить тебе, ты ведь у нас теперь ищейка, но Харли сказала, что знает, куда идти. Ей шепнул об этом кактус. Уж не знаю, как ей на самом деле удалось найти нужное место, но следующие несколько часов мы играли в гробокопателей в Робинсон-парке. Нам пришлось провести там всю ночь, потому что Айви захотелось вдруг полежать в могиле. Она ушла в землю на метр, не меньше.
— Не говори, что тебе не было хотя бы чуть-чуть весело, — Харли не удержалась и смущенно хихикнула в кулак. Смешок вышел несколько вымученным, но Харли не умела грустить слишком долго. — Мы как будто искали клад!
— Да, а нашли Ядовитый Плющ, — Селина не разделяла ее энтузиазма.
— Не буду скрывать, я поражен. — Эдди покачал головой. — И что с ней теперь?
— Без понятия, — фыркнула Селина. — Сидит у себя в теплице и ни с кем не разговаривает.
— Оранжерее! — поправила Харли и добавила: — Она даже меня не хочет видеть. Надеюсь, что это пройдет. Очень скоро пройдет.
— Эдди, я знаю, что ты никогда меня не слушал, — произнесла вдруг Селина очень серьезно, — но я правда не советую сейчас к ней приближаться. Я не хочу снова браться за лопату.
— С чего ты взяла, что я собираюсь увидеться с ней? Я вообще-то собирался уже уходить, — соврал Эдди.
Селина лукаво улыбнулась.
— Женская интуиция. В таком случае... могу я забрать твои вещи себе?
— Что? Нет! Мы же договорились, что шляпа достанется мне! — возразила Харли, но Эдди так и не узнал, чем Селина ответила на это, потому что покинул кухню и направился в теплицу-оранжерею.
Как и ожидалось от Пэм, путь к ее обители пролегал через темные захламленные помещения и подсобки, холодные покинутые места, что лишний раз напоминали о ее отчужденности. И давали время передумать. Но тем разительнее был контраст с тем буйством зеленого, что обнаружился внутри оранжереи. Впрочем, это могло только казаться из-за того, что снаружи совсем стемнело, тьма окутала оранжерею со всех сторон, не пропуская серость поздней осень внутрь. Специальное освещение стерло последние остатки Готэма с зеленых листьев обитателей этого кусочка тропического рая.
При желании Эдди мог бы вспомнить имя каждого из них.
Сама хозяйка этого места не отсиживалась в бутоне огромного цветка, как она делала когда-то. Пэм обнаружилась в закутке под фиолетовым светом фитолампы. Она сидела, подтянув колени к груди, а простой деревянный стул (Эдди усмехнулся иронии) окружали десятки горшков с рассадой. Когда Эдди подошел поближе, она подняла голову и угрюмо посмотрела в его сторону.
А вот сам Эдди смотреть на нее почему-то не мог. На ее худые плечи, одетые фиолетовым светом, жалкую сгорбленную фигуру и растрепанную копну волос. Она и правда чем-то напоминала мертвеца, вылезшего из могилы.
Он отвернулся, украдкой наблюдая за ней в отражении стекла, и выдержал около минуты молчания.
Это потребовало всех его душевных сил.
— Даже не скажешь мне привет? — спросил он, наконец. — Мы ведь так давно не виделись. Тяжелый денек, а?
Он на самом деле даже не был уверен, видит ли его Пэм или просто смотрит сквозь, ища что-то в темноте снаружи. Должно быть, место, откуда дождевые струи яростно атакуют стекло оранжереи.
В любой другой момент этот звук можно было бы посчитать умиротворяющим.
— Это мой фартук на тебе? — внезапно подала голос Пэм. Он звучал хрипло, скорее всего от долгого молчания.
Эдди только сейчас сообразил, что так и не додумался его снять.
— А, это? — он оглядел себя. — Не думал, что ты готовишь. Ох, подожди, это ведь просто Харли позаимствовала твой фартук для садовых работ. И я даже могу догадаться, почему. Да ладно тебе, не выгляди такой недовольной. Если тебя утешит, после ее кулинарных экспериментов я близок к диабету как никогда и не буду спать еще неделю.
— Чего тебе нужно?
— Зашел на чашечку кофе? Я бы пригласил тебя куда-нибудь, но, похоже, у тебя тут все свое. Не ожидал такой самоотверженности от кактуса.
Пэм недобро сощурилась, и ее поза стала более расслабленной.
Не хотела выглядеть слабой перед ним? Вполне вероятно.
— Просто один маленький эксперимент, не думай лишнего, — она криво усмехнулась, — в зернах яд, конечно же. Но его совсем немного. Так что, чем больше пьешь, тем быстрее накапливается эффект. Токсины медленно убивают и подчиняют моей воле. Я еще не знаю, что наступит раньше. Вот, жду результатов. Ты ведь тоже его пил, верно?
Пэм была змеей в траве. Эдди знал, как быстро она совершает бросок, переходя от пассивности к коварству.
Должен был знать.
— Это неважно, — она махнула рукой, — тебя я все равно могу подчинить в любой момент. Ведь ты прямо сейчас дышишь зараженным воздухом.
— Поверить не могу, что действительно волновался за такую дрянь, как ты! — Эдди повысил голос и закашлялся, как он надеялся, не от ядовитых спор.
— Лжец, — припечатала Пэм. К радости Эдди, не так уверенно, как могла бы. Однако его реакция ее явно повеселила.
— Ты слишком плохо обо мне думаешь. Я бы не пожелал быть похороненным заживо даже тебе.
— Вы, люди, такие смешные в своем ограниченном восприятии, — хмыкнула Пэм, но достаточно безжизненно, чтобы принимать ее слова за чистую монету, — меряете всех своей человеческой меркой. Кутаетесь в теплую одежду, пьете кофе, смеетесь, топчете мертвые листья и не замечаете ничего вокруг себя. Не замечаете и не чувствуете. Разве ты не понимаешь? Прямо сейчас, прямо в эту секунду что-то меняется. Наш мир умирает. Мы умираем. Это уже близко, прямо в воздухе, в каждом слове и вздохе. И мне кажется, будто я гнию изнутри. Скоро мои руки и ноги отсохнут и отвалятся, но я не знаю, что будет с нами, когда мы покинем свои иссохшие опостылевшие оболочки. И покинем ли вообще? Я не знаю...
— Пэм, — Эдди прервал поток этого бессвязного бреда, что ощущался дуновением сквозняка, — это всего лишь осень. Она бывает каждый год. Не драматизируй.
— Нет, — она продолжала пялиться пустыми глазами в пространство, — все не так. В смысле вообще все! Я скоро умру, понимаешь? И вместо меня уже будет какая-то другая Пэм, не я. И что тогда будет со мной?
— Ничего не будет! — раздраженно бросил Эдди. В его гениальный ум уже начали закрадываться подозрения, что она попросту издевается. — Уж извини, мне хотелось бы, чтобы на твоем месте был кто-то другой, но каждый раз мне приходится иметь дело именно с тобой! И знаешь, я не нанимался твоим психотерапевтом, за медицинской помощью можешь обратиться в Аркхэм. А мне, честно говоря, совершенно не интересно и даже приятнее выслушивать от тебя угрозы. Так почему бы тебе не успокоиться, не съесть каких-нибудь минеральных удобрений...
— Я просто хотела быть со своими друзьями, — Пэм словно с досадой провела рукой по всклокоченным волосам, вытащила запутавшийся в них высохший лист и удивленно уставилась на него, — уснуть вместе с ними...
— Какими друзьями, Пэм? Деревьями и кустами?!
Эдди некоторое время просто смотрел на нее, ожидая, что она скажет хоть что-нибудь. Но она молчала. Как будто он ляпнул настолько очевидную глупость, что нет нужды снисходить до объяснений.
— У тебя ведь уже есть друзья, — Эдди смотрел на Ядовитый Плющ, снова обнявшую колени, сверху вниз и голос его сочился злостью, — те самые друзья, которые посреди ночи бросились искать тебя в парк с лопатами. Просто потому что волновались за тебя, неблагодарная ты колючка. Я бы многое за это отдал, но если ты не понимаешь... прощай, Пэм. И спасибо за кофе.
Пэм так и не удостоила его ни прощанием, ни взглядом. Просто отвернулась к стеклу и склонилась над рассадой.
Эдди хотел выйти на улицу, где ливень все усиливался, чтобы охладиться. Его лицо почему-то горело.
Но вспомнил, что оставил свидетельство о своем здравомыслии в кармане плаща.
Эдди не был уверен, что оно ему нужно.
Автор: Arkham Asylum
Бета: Arkham Asylum
Канон: Batman Vol 2
Пейринг/Персонажи: Джокер, Брюс Уэйн (Бэтмен)
Размер: мини, 2281 слово
Категория: джен
Жанр: ангст, POV
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В перевернутом мире имеют значение только настоящие лица.
Предупреждения: Эффект потока сознания.
Знакомо ли тебе чувство, когда все вокруг замедляется, звуки стихают и только инстинкты обострены до предела? А потом мир срывается в бешеный галоп, опрокидывается, захлестывает волной и швыряет на острые камни. Может быть, ты тоже весь в ранах от этих камней? Иначе зачем тебе это все?Я помню, как мать готовила мне завтрак. Всегда подгоревшие тосты, клубничный джем и яичница с беконом. Бекон тоже каждый раз подгорал. У нее не было желания придумывать что-то новенькое — она лишь делала то, что было проще всего. Хотя, быть может, она никакой завтрак и не готовила. Может, это просто телевизор в комнате отдыха, там постоянно крутят сериалы, где домохозяйки в заляпанных фартуках возятся на кухне. Так или иначе, проще всего каждое утро жарить яичницу, чем сочинять новое меню. Проще то, что привычно и не требует усилий. Понимаешь? Поэтому я не пытаюсь скрываться от волны — ныряю в нее, чтобы снова порезаться о камни.
Однажды мать ушла, а меня закрыла в ванной, потому что я опять ее доставал. Мне было лет семь, я сидел, прижавшись к батарее в темноте, чувствовал запах тины, ржавчины — запах одиночества — и слушал, как падают в раковину капли, пытался считать.
А потом пришел он. Сел напротив меня, прямо на грязный кафель, и начал смотреть. Помню, у него были непропорционально длинные руки, белые запястья торчали из рукавов, а худые пальцы он сцепил в замок, обхватив острые колени. Я еще тогда подумал: странно, что такие колени не продрали штанины.
Какое-то время мы молчали, меня трясло от страха и холода. Что-то в его лице было странным, очень неправильным. Я не мог понять, что именно, и от этого мне было особенно тошно. Не удивлюсь, если тогда я еще и лужу сделал, как щенок.
Он пристально изучал меня до тех пор, пока я не устал бояться. Вот тогда он и сказал, что я должен убить. Ведь как получается: мать ушла с приятелем на танцы, а это значит, потом они двинут в бар, а потом — в койку. То есть домой она вернется только утром, сделает мне кое-как завтрак (горелые тосты, почерневший бекон) и уйдет к себе в комнату отсыпаться. Если я попробую ее разбудить, заругается или ударит. Она красивая — бледная кожа, огромные глаза, худенькая, но когда злится, кривит губы и громко кричит. Это неприятно. «Так в чем причина?» — спросил он меня. Я посмотрел на него, еще не до конца понимая. «В чем причина того, что твоя мать не ночует дома и запирает тебя в ванной?» — еще раз спросил он. И тут меня осенило. Приятель. Вот точно. Если его убрать, она никуда не пойдет. Останется дома. Может, даже сделает не подгоревшие тосты.
Гениальные идеи, как известно, самые простые. Вот и я решил пожертвовать своим любимым грузовиком ради такого дела. Решил предоставить все воле случая, ведь человек — игрушка судьбы. Так почему бы не позволить игре начаться? Говорят также, что новичкам везет. Так и вышло. Не знаю уж, видел ли он, как я улыбался, но катился этот придурок по лестнице живописно. А что? Несчастный случай: выпил, наступил на игрушку, упал, сломал шею. Такое происходит постоянно. И люди совершенно ничему не учатся.
Когда он замер у нижней ступени, я подошел посмотреть, но мать меня оттащила, все причитала и вопила, как безумная, зачем-то закрывала мне глаза. Так все веселье и закончилось.
Несколько месяцев мы прожили как короли, а потом она все равно ушла. Несмотря на то, что у меня все получилось. Представляешь! Появился другой, новый. Я не мог предугадать такой исход событий и чувствовал себя жестоко обманутым.
Оставшись в очередной раз дома один, я высказал все, что думал, в адрес своего советчика, плакал от обиды, пинал мебель. Но он не появился. И это было хуже всего. Одно ведь дело, когда в глаза говоришь, а другое — в пустоту.
А появился он, когда я не мог пошевелиться — так меня тот урод отмудохал. Я лежал, поскуливая, со сломанными пальцами, изо рта — кровавая слюна, из носа — сопли. Видок тот еще, одним словом.
«Ты так ничего и не понял», — он снова сидел передо мной. Острые колени, пальцы как паучьи лапки, пустые глаза. Я сказал, что мне очень больно и, кажется, ребро треснуло.
«Меня не интересует твое ребро», — обронил он, и мне показалось, что в его голосе проскальзывают нотки разочарования.
На его слова, что надо бы дать отпор, я поднял свою изуродованную руку — нечем.
«Тогда загрызи. Зубы-то у тебя на месте», — он пожал плечами.
К тому времени я уже знал, что такое волна и как больно она может ударять о камни. Пожаловался ему, что у меня все в голове шумит, кружит, и что я не всегда понимаю лица. Что они говорят. Иногда это просто белые пятна, но если полоснуть ножом, белое смешается с красным — вот единственное различие, которое я для себя вывел. Он ответил, что лица не имеют значения. А с волной можно легко справиться, если научиться плавать. Всего-то. Просто плыть по ее воле.
Так у меня появилась цель — волна. Одна беда: я был слишком мал, чтобы развернуться в полную силу. Получая каждый раз тычки и тумаки, вспоминал про своего таинственного собеседника — теперь он частенько ко мне захаживал, особенно по ночам, садился в угол и смотрел оттуда, но больше молчал. Время от времени появлялись и другие: ребенок, забавный уродец. Карлица с трубкой, сиамские близнецы, от них пахло тленом и болезнью. Больше всего мне нравилась карлица, у нее был такой забавный, хриплый голос, когда она рассказывала, как разрубала труп своего мужа на части.
Как-то раз очередной приятель матери решил, что я утащил его серебряный браслет. Перевернул все в моей комнате, а потом долго лупил меня. Не знаю, где была мать. Может, лежала в гостиной, под кайфом: огромные глаза стекленеют, кожа истончается — лицо фарфоровой куклы. В общем, я тогда получил по полной. И вот лежу, значит, на полу, под окном, держусь за живот — я уже понял, что мой ночной гость становился словоохотлив, когда мне делали больно, — а он наклонился надо мной, сложился, как циркуль, и произнес одно единственное слово. Прошелестел на ухо, как мертвый лист в ноябре. Тогда все встало на свои места. После этого слова. Будто нужный ключ к двери подобрал.
Это было так давно. Сейчас рассказываю тебе, и сам не верю. Но я смотрю, ты даже не записываешь. А вот мистер Джонсон всегда все записывает. Слушает меня и записывает в свой пухлый блокнот, даром, что потом эти воспоминания оказываются из телевизора (я не виноват, что у них в комнате отдыха ящик постоянно бубнит), мистер Джонсон фиксирует любую подробность.
Хочешь знать, приходит ли еще ко мне ночной гость? Приходит, но редко. Наверное, считает, что я уже не нуждаюсь в его советах. Бывает, в самые ненастные ночи, когда деревья царапают ветвями стекла, а ветер бьется в них как бешеный, он садится ко мне на постель и смотрит. Все такой же тощий, с длинными руками, без губ и век (та странность, что смущала меня в детстве), бледный, смотрит внимательно, изучающе.
Впрочем, он не единственный, кто приходит. Это место такое, рождает чудовищ, что тебе и не снились. Пространство и время искривляются, кривляются, как злые шуты, встают с ног на голову, звенят бубенчиками. Хороша ли она, изнанка человеческая? Посмотри-ка, в сущности — кишки, кости, кровь — одинаковые все. Я люблю выворачивать. Смотреть под другим углом. Только так можно понять сущность, только в центре хаоса можно найти точку покоя. Вот, допустим, если я выколю санитару глаз. Но стоп, я же хотел рассказать про гостей.
Иногда я слышу звонкий смех. Он как бы разливается по всему пространству, скачет мячиком, ударяясь о стены. Память услужливо подбрасывает образы: разбитое стекло, рваная рана, бубенцы, пудра, белая кожа. Девочка-арлекинка, такая веселая. Когда я думаю про осколки, то вспоминаю ее, и, мне кажется, вместе мы могли бы как следует поразвлечься. Иногда я вижу серые, бесформенные тельца, они как жирные личинки, но размером с болонку. Любят ползать по стенам и пищать. У них еще такие липкие и цепкие пальцы, а на обоях они оставляют блестящий след, как улитки. Даже знать не хочу ничего об их брачных играх. Мне хватило моей мамаши. Еще время от времени возникают узоры. Это первый признак волны: стена превращается в зияющий провал, сочится кровь, мое тело теряет вес, и я парю над самой пропастью, завороженный. Смотрю в бесконечную темноту — там корчится и гноится моя память, вся в ошметках плоти, как после взрыва. Испуганный мальчик в мокрых штанишках, избитый до полусмерти подросток с перебитыми пальцами и кто-то еще. Кто-то новый. Моя память — кислота, что отравляет, разъедает, не оставляет ничего после себя. Как бы так изловчиться и увидеть картину целиком? Отделить бесконечный сериал из комнаты отдыха от реальности.
Реальность. Разве само по себе это не абсурдно? Скрипучая лестница, под пальцами — ощущение шершавых перил. Запах дешевых духов и какой-то кислятины. Ржавый кран, шорох старых газет. Такая она, реальность? Каждое воспоминание — слой, слои накладываются один за другим до тех пор, пока не превратятся в утрамбованную массу. Вот твои воспоминания — это что? Мои, получается, старый дом, где сотни дверей и из стен торчат липкие ручонки личинок, а в раковине плавают, разбухают от ржавой воды безглазые рыбы. И еще девочка-арлекинка. Кажется, она имеет какое-то отношение к моей связи с реальностью. Так сказал вчера мистер Джонсон. Этот мистер Джонсон живет в мире, где в реальность верят, где прячутся от абсурда и хаоса. Смешные, трусливые кролики, как бы они ни прятались, хаос врывается в их жизни — визгом тормозов, потому что пьяный водитель уснул за рулем, взмахом руки, сжимающей нож, взрывами в метро. Хаос врывается в их головы историями о расчлененных телах, изуродованных лицах и трофеях в темном подвале. Хаос врывается в их сердца единственным выстрелом в темном переулке. И, как знать, что может родиться после этого? Ты не знаешь?
Но чаще всего я вижу кое-что другое.
Представь, ты лежишь в своей постели, мирно спишь, но вдруг — легкое дуновение, пробежавшая по твоему лицу тень — открываешь глаза. Напряженно смотришь в темноту, пытаясь понять, что же такое тебя разбудило, и видишь очертания огромных, кожистых крыльев. Все личинки со стен разбегаются, панически пища, стекла в ужасе бьются, а волна захлестывает голову с удвоенной силой. Страшно ли мне? Помнишь, вначале я рассказывал про ночного гостя, что он однажды произнес единственное слово и тем самым спас дрожащего мальчика? Точнее, научил спасаться. Смех — вот что он сказал. Смейся, когда боишься. Смейся, когда больно. Когда грустно. Когда доктор дает таблетку. Когда немилосердная игла входит в набухшую вену. Смейся, когда убиваешь. И когда убивают тебя. Чтобы до звона в ушах, до кровавых капелек в уголках губ. Скалься улыбкой на мир, полный абсурда. Смейся до тех пор, пока не перешагнешь через рассудок, и там, где все шатается и перевернуто с ног на голову, ты найдешь себя настоящего. Ты не смеешься? Я заметил, ты всегда такой серьезный, губы в нитку.
Поэтому мне не бывает страшно, даже когда я вижу кожистые крылья этого монстра. У него огромные клыки и неутолимая жажда крови. Он преследует меня постоянно. Куда бы я ни шел, где бы я ни находился, я постоянно слышу его дыхание. Это он притаился за горгульей на крыше. Это он рассекает ночной воздух над городом. Это он сейчас заглядывает в мое окно. Вот только я не всегда могу понять, он плод моей фантазии или я — его? Я живу только потому, что живет он, или он питается мною и потому так силен?
Говорят, у него есть лицо. Ну, знаешь, такая аккуратная маска из человеческой кожи. Среди кроликов бытует мнение, что это его истинная сущность, и всем страсть как хочется ее увидеть. Вот он, перевернутый мир: для них важнее форма, а не содержание. Впрочем, когда кролики видят содержание, они визжат и падают замертво. И поэтому мне безразлично, кем он прикидывается, когда сбрасывает свои мышиные крылья. Что толку в его человеческом обличии, когда оно лишь кокон, оболочка для настоящего монстра?
Шутам всегда дозволялось больше, чем прочим: сказать правду в лицо королю, обсмеять отважного рыцаря, ущипнуть знатную даму за грудь. Так почему бы вашему покорному шуту не разыграть еще одно представление? А я чувствую, что скоро это ох как понадобится. Потому что время от времени он путает приоритеты. Забывает об истинной сущности. Ради выживания я должен ему об этом напомнить. Обязан! Иначе мы оба исчезнем. Если он растворится среди кроличьих ушей, меня не станет. Если я растаю, он зачахнет. Вот только до сих пор не понимаю, кто от кого зависит… Опять эти личинки. Черт! Я устал их каждый раз разгонять, ночью они опять будут противно пищать и путаться липкими пальцами в волосах. А ты? Что ты так внимательно смотришь? Мне совершенно безразлично, какая маска на тебе в данный момент. То, что я вижу перед собой — лишь скучная, размытая оболочка, еще один выкидыш абсурдного мироустройства. Здесь у тебя нет ни имени, ни формы, потому что в перевернутом мире имеют значение только настоящие лица. Запомни это.
***
— Мистер Уэйн, ваша вода.
— Да, — Брюс обернулся, — благодарю.
Он забрал с подноса стакан и отпил немного.
— Все в порядке?
— В полном. Думаю, мы продолжим обсуждение строительства нового крыла в вашем кабинете, директор.
— Тогда пройдемте ко мне, бумаги уже готовы.
Директор Аркхема, маленький, вертлявый человечек, ловко подхватил Брюса под локоть и повлек по коридорам лечебницы. Пользуясь случаем, он завел вдохновенный монолог о прогрессе современной психиатрии, новых лекарствах и мебели (последние два пункта не мешало бы проспонсировать, ради прогресса, конечно же). А Брюс рассеянно кивал — слова скользили по поверхности, не задевали сознание, как если бы передавали прогноз погоды, — пальцы машинально сжимали спрятанную в кармане карту.
Здесь, в залитом дневным светом просторном переходе, казалось немыслимым, что есть ремни и решетки. Что где-то в недрах Аркхема, в пуленепробиваемой клетке так и остался сидеть человек с уродливо вырезанной улыбкой на бледном лице, опасно тихий и совершенно равнодушный к своему посетителю.
— Как же я раньше не понял.
— Простите, мистер Уэйн?
— Раньше я и не думал, что в вашем заведении возможны такие перемены, — Брюс очаровательно улыбнулся директору, на что тот снова принялся заливаться соловьем.
Не искусная игра или притворство — полное равнодушие и ледяная пустота, вот что отразилось в мутных глазах; взгляд акулы, еще не учуявшей запах крови. Так ли важно, кто скрывается под маской, если веселье будет продолжаться. Уже в машине Брюс достал из кармана карту и покрутил в пальцах. Знать слабости своего врага всегда считалось неплохим козырем.
Название: Чайный сервиз
Автор: Arkham Asylum
Бета: Arkham Asylum
Канон: Batman (comics), Batman: Hush!
Пейринг/Персонажи: Эдвард Нигма (Риддлер), Харлин Квинзель (Харли Квинн), Джервис Тэтч (Безумный Шляпник); Джонатан Крейн (Пугало), Памела Айсли (Ядовитый Плющ), персонал лечебницы.
Размер: мини, 2133 слова
Категория: джен
Жанр: драма, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Заварить чай в холодной воде не представлялось возможным. Но кипяток и психически больные преступники — очень неудачное сочетание.
Заварить чай в холодной воде не представлялось возможным. Но кипяток и психически больные преступники — очень неудачное сочетание, совершенно недопустимое в комнате групповой терапии.Поэтому Джервис Тэтч одиноко сидел за столом и, за неимением лучшего, гипнотизировал пластмассовую чашку с едва подкрашенной водой — фарфор, разумеется, было нельзя тоже.
— Что с ним? — поинтересовался Эдди Нигма у Крейна.
Отставной психиатр оторвался от научного журнала и оценивающе окинул взглядом сгорбленную фигурку Шляпника, а потом посмотрел на часы.
— Опять переклинило, — опередила Крейна Харли, плюхнувшаяся между ним и Нигмой на диван с пакетом чипсов.
— Это авторитетная оценка психиатра, доктор Квинзель? — поднял бровь Нигма.
— Это констатация факта, — важно сказала Харли, отправив в рот очередную пластинку чипсов. — Бедняжка Джервис.
— Файф о’клок у него, — пояснил Крейн. — Время чая. Пытается воспроизвести ритуал, на котором зациклен.
Джервис поднес чашку к губам, отхлебнул, поморщился, сел прямее. Подвинул чашки невидимым собеседникам, беззвучно зашевелил губами, видимо, изображая светскую беседу.
— Вам не кажется, что это слишком? — спросил Нигма.
— Это ужасно, — Харли в порыве чувств смяла пакет. — Боже, он что, вырезал поддельные крекеры из бумаги?
— Боже, Шляпнику дали ножницы? — Крейн отложил журнал. — Вот это очень непрофессионально со стороны психиатров.
— «Профессионально» и «Аркхэм». Джонни, я тебя умоляю, — закатил глаза Нигма. — Харли вот с чипсами тебя не смущает? Не странная диета для больной в лечебнице?
— Это моя личная диета, — важно возразила Харли. — Чипсы благотворно влияют на мое душевное состояние.
Джервис уронил чашку, полез за ней под стол, подобрал и начал сметать на ладонь воображаемые осколки.
— Нет, ну это уже ни в какие ворота... Пойду поговорю с ним, — Нигма вскочил с дивана и направился к Шляпнику.
— Осторожнее, у него ножницы! — крикнул ему напоследок Крейн, тут же получив удар по ребрам от Харли.
— Привет, Джервис, — окликнул Шляпника Нигма, осторожно приблизившись.
Шляпник уже выбрался из-под стола и снова сидел на своем месте. Он не отреагировал, только продолжил делать вид, что беседует с невидимыми товарищами по «чаепитию», и даже взял с тарелки бумажный кружок, неуклюже подкрашенный коричневым карандашом.
— Так. Я сяду, пожалуй, — хмуро предупредил Нигма и сел рядом. Шляпник начал слюнявить бумажное печенье.
— Фу, гадость какая! — воскликнула Харли.
Подыграть и осторожно, мягко вернуть Джервиса к реальности не представлялось возможным. Нигма вырвал у Шляпника из рук бумагу.
— Тэтч! Посмотри на меня! — приказал он.
Пустые голубые глаза Шляпника обратились к нему.
— Прекрати заниматься ерундой, ясно? Ты один из самых знаменитых преступников Готэма. То, что Бэтмен в очередной раз упек тебя в психушку, не повод раскисать! Джервис, у тебя что, умер кто-то? Рак у тебя нашли? Какого черта ты позволяешь себе расклеиваться?
Предупреждающе пискнул сигнал наружной двери. Пара санитаров направилась к столу Джервиса.
— Нигма, — строго сказал один из них. — Не вынуждай нас.
— Не вынуждай — это ты о чем? Отгадай загадку: на морозе мы гуляли, мы замерзли и устали, чтоб согреться, наливай крепкий и горячий..?
Нигма плеснул воду из чашки в лицо одному санитару и запустил стулом во второго. Через мгновение он уже был на полу с вывернутыми за спину руками, на запястьях которых защелкнули наручники.
— Что он вытворяет? — недоуменно пробормотал Крейн.
Харли наблюдала за происходящим непривычно притихшая — просто смотрела огромными глазами. Взгляд Джервиса обрел осмысленность, он встал из-за стола и удивленно поглядел на Нигму, которого выпроваживали наружу.
— Что тут такое было? Эдди?..
— Шляпник, ты несчастный урод с чаем вместо мозгов! — горячился Нигма. — Это все из-за тебя, понял?
— Оба совсем двинулись, — прокомментировал происходящее Крейн.
Харли, соскочив с дивана, преградила санитарам путь.
— Ма-а-альчики, — протянула она ласково, накручивая на палец прядку. — Ну что вы, в самом деле, — руки Харли скользули по плечам и груди санитара. — Эдди не хотел скандалов, он просто немного нервный.
— Вот ему и не помешает парочка уколов, — санитар отвел ее руки. — И ты держи-ка свои ручонки подальше, Квинн.
— Фу, какой ты грубый, малыш, — фыркнула Харли, отходя. Санитары вывели Нигму. Джервис озадаченно смотрел то им вслед, то на стол с чашками и бумажными крекерами, явно ничего не понимая. На часах была половина шестого. Крейн вопросительно глянул на Харли. Она, расплывшись в улыбке, подмигнула ему и невесомо чмокнула пластиковую карточку пропуска, что только что стянула у санитара.
Ночью Нигма уныло созерцал потолок в карцере, когда услышал голос Харли за дверью:
— Привет, Эдди. Как тебе спится?
Харли стояла на цыпочках и заглядывала в зарешеченное окошко в верхней части двери.
— Никак, Харли. Особенно когда ты мешаешь. Снова стащила ключи?
— Не ключи, а пропуск, сладкий. Открыть твою дверь мне пока нечем.
— Если тебе нечем открыть наружные двери, то с моей можешь даже не возиться. И вообще я не в настроении сегодня сбегать из Аркхэма. Давай завтра? Или на следующей неделе, например.
— Эдди, у тебя что-то стряслось, да?
Нигма вздохнул и натянул одеяло на лицо.
— Нет, — глухо проговорил он сквозь ткань. — С чего ты так решила?
— С того, что ты злишься на Шляпника за его обострение и кричишь, что он не имеет права поддаваться стрессу. Ты завидуешь ему, что он может себе позволить жевать бумажные печеньки и пускать слюни, а ты — нет.
— Ты совсем рехнулась, Харли? — Нигма откинул одеяло. — Хотя кого я спрашиваю... Кому это я завидую? Чайному зомби?
— Иногда лучше быть зомби и ни о чем не думать, — упрямо возразила Харли. — Ты так не умеешь. Не хочешь поговорить? Могу обеспечить тебе совершенно бесплатный сеанс высококлассного психоанализа от доктора Харли.
Нигма молчал.
— Ой, у тебя тут столько всего на столе... Это что, лекарства? Эдди, ты на какой-то усиленной терапии, что ли? — Харли выдержала паузу, но он не отзывался. — Ладно, я пойду к себе в палату. Загляну к охране, разрисую им мордахи зубной пастой, если они спят, что ли. Пока, Эдди.
Харли еще немного постояла, дожидаясь ответа.
— Пока, Харли. Доброй ночи, — наконец проговорил Нигма неохотно. — Иди и развлекись как следует с охранниками.
— Я им пару вопросиков пастой нарисую для тебя, Эдди, — просияла Харли. — Чао!
— Стой, эти идиоты же решат... Харли? — ее уже и след простыл, и Нигма только обреченно вздохнул, понадеявшись, что охрана лечебницы еще не настолько дурного мнения о Риддлере, чтобы заподозрить его в проказах уровня «детский летний лагерь». Хотя от окружающего мира, полного кретинов, можно было всего ожидать. Он повернулся на бок и попытался уснуть, глядя в сторону уставленного баночками с лекарствами и заваленного бумажными головоломками столика.
— А Эдди, оказывается, разрешают держать лекарства в палате, — сообщила Харли за обедом соседям по столу.
— Ого, — поперхнулся Крейн. — Это же означает, что он может отравить кого-нибудь, если захочет.
— Отравить? — фыркнула Ядовитый Плющ. — Как будто Риддлер что-то смыслит в отравлениях. Да и зачем ему это.
— Ну, знаешь. Будь у меня набор химикатов в палате, я бы сумел им распорядиться.
— Мечтай, — презрительно бросила Плющ. — Я бы не отказалась просто от солнечного света в камере, но эти уродцы всегда ищут мне самый темный угол.
— Ладно, химия и Джонни, так же как и ты, Рыжик, в комплекте со светом и цветочками — плохая идея для тех, кто нас держит, тут администрацию и охрану можно понять. Но если Эдди разрешают хранить лекарства, то не понимаю, почему бы не разрешить Джервису пить чай. Это ведь не то же самое, что дать ему возможность собирать чипы для майнд-контроля, — заметила Харли. — И да, кстати. Риддлеру мастерить головоломки тоже никто не запрещает.
— Как и тебе добывать контрабандой чипсы и конфеты, а потом жевать их в открытую, — заметил Крейн. — Потому что знают: бесполезно. А вот оставить Джервиса и всех пациентов с ним заодно без чая — это они могут. Кто бы знал, как мне надоело это пойло, — кивнул он на свой стаканчик с кофейным напитком невнятного цвета.
— Нам необходим бунт, — ударила Харли кулаком по столу. — Чайный бунт, — она вскочила прямо на стол и захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание. — Ау, народ! Хватит есть эти чертовы брокколи, пора поговорить о наших правах!
— У нас на обед из овощей цветная капуста, а не брокколи, Харли, — поправила Плющ.
— Не имеет значения! Нас лишают чая! Это совершенно недопустимо! Еще можно понять отсутствие в Аркхэме автомата с шоколадками или кабельного, можно понять ужасный распорядок и скучных санитаров, но чай — это уже слишком!
— Что это с Харли? — спросил Джервис у Крейна.
— Это все твоя вчерашняя выходка, — ответил тот, массируя виски и раздраженно поглядывая в сторону Харли. — Дурной пример заразителен.
— Какая выходка? — недоуменно похлопал ресницами Шляпник.
Похоже, он и правда ничего не помнил.
— Что тут творится? — Нигма опоздал к обеду и подошел к столу, на который забралась Харли, с подносом. — Харл, слезай уже.
— И не подумаю! — возразила Харли. — У меня точно такое же право буянить, как и у тебя.
— Слезай, говорят! — Нигма сдернул ее со стола за штанину, и теперь уже он встал между Харли и подоспевшими санитарами. — Все в порядке. Это снова просто чай.
— Второй день подряд? — скрестил руки на груди санитар.
— Нас очень волнует эта проблема, — кивнул Нигма. — Но мы уже почти успокоились сами. Да, Харли?
— Да, — огрызнулась Харли у него из-за плеча. — Мы очень спокойны. Спокойнее некуда.
Санитары отстали не сразу, но на трудотерапию Харли и Нигму все же загнали. Дурацкое занятие — складывать по линиям сгибов коробки со свечной фабрики, что открылась не так давно неподалеку от лечебницы. Сами свечи упаковывали прямо в лечебнице, здесь же, в восточном крыле, больные из числа «не знаменитостей». Слабым утешением в дурацкой процедуре сборки было то, что санитары во время трудотерапии скучали точно так же, как и пациенты. Поэтому персонал в конечном счете отправился в подсобку играть в карты, а Харли и Нигма были предоставлены сами себе — за исключением необходимости сдать свою коробочную норму и подтвердить тем самым, что они паиньки, а никаких лекарств и карцеров не надо.
— Я сожгу эту фабрику к чертям, когда отсюда выберусь, — ворчала Харли. — Использую при этом их же свечки и смажу фитили фирменным составом по рецепту моего Пудинга. Вот все там обхохочутся.
— Не так уж и плохо, что мы здесь, — возразил Нигма.
— Ты шутишь? Что может быть хуже кабинета трудотерапии?
В дверь кабинета постучали — ритмично, морзянкой. Нигма осторожно выглянул наружу, перекинулся с кем-то невидимым парой слов — и вернулся к их с Харли столу, сияющий и с уже собранной коробкой в руках — ее передали ему из-за двери.
— Я думала, мы тут, внутри эти дурацкие коробки собираем, — удивилась Харли. — Что там? Инструменты для подкопа?
— Лучше, — Нигма показал ей содержимое коробки, и лицо Харли расцвело улыбкой.
Их отпустили через полчаса. Коробку, что передали Нигме, он спрятал среди остальных, собранных, намереваясь забрать ее содержимое чуть позднее, до того, как другие коробки заполнят и отправят на продажу и когда охрана этого точно не заметит.
И у него все получилось. В конце концов, коробочка для набора подарочных свечей не так уж и велика и это не самая заметная вещица.
Небольшой фарфоровый чайник с двумя чайными парами и пакетиком ассама в нее без труда поместился.
Перед тем как оставить подарки на излюбленном столе Джервиса, Нигма достал из чайника презент с воли для себя — несколько ампул с серебристой жидкостью.
— У тебя просто отличные каналы контрабанды, Харли, — одобрил Эдди. — Спасибо, что ими поделилась.
— Обращайся. А Джервис будет просто счастлив, — Харли любовалась маленьким сервизом. — Осталось добыть кипяток, и, надеюсь, он угостит нас чайком. А это что? — спросила она о лекарстве, которое Нигма поспешил припрятать.
— Посылка, которую я ждал месяц. Я ведь особенный, Харли, мне разрешают иметь свои лекарства. Думала, я не в курсе, что вы это обсуждаете у меня за спиной? Разрешают, действительно, чтобы со мной не возиться, и зная, что я сам могу контролировать прием. Вот только некоторые все же запрещены — те, что из-за границы и экспериментальны. Ты знаешь, какие лекарства дороже золота и запиваются одной царской водкой?
— Иногда твои загадки меня пугают, Эдди, — призналась Харли.
— И правильно. Я очень страшный злодей, — с серьезным лицом сообщил Нигма и тут же рассмеялся — весело, но как-то уж слишком поспешно.
Чайник и чашки, разумеется, конфисковали очень быстро. Но выпить чаю Джервис успел. Крейн где-то добыл термос с кипятком, и нужно было видеть наслаждение, что разлилось по лицу Джервиса, когда тот глотнул свежезаваренный чай. Второй чашкой завладела Харли, и ей чай тоже с непривычки показался нектаром богов.
Разве что царская водка и ампулы дороже золота как-то не шли у нее из головы. Спрашивать отгадку у Нигмы не хотелось, и Харли спросила насчет этого Крейна. Тот задумался на какое-то время, а потом предположил:
— В царской водке — и только в ней — растворяется платина. Она дороже золота и входит в состав лекарств.
Харли нервно сглотнула. Кусочки паззла сразу встали на свои законные места.
Платина входит в состав лекарств от рака.
Название: Кофе со вкусом осени
Автор: Arkham Asylum
Бета: Arkham Asylum
Канон: Gotham City Sirens
Пейринг/Персонажи: Эдвард Нигма (Риддлер), Селина Кайл (Женщина-Кошка), Харлин Квинзель (Харли Квинн), Памела Айсли (Ядовитый Плющ)
Размер: мини, 3692 слова
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Просто очередная история о дружбе в Готэме.
Осень пришла в Готэм сыростью, тишиной и мелкими моросящими дождями, которые вдруг сменялись шквальными порывами ветра, швыряющего в лица охапки грязных листьев и обрывки газет, и длинными промозглыми ливнями, которые заканчивались так же внезапно, как и начинались. Ноябрь выдался изменчивым, как и этот город. Но так же, как этот город, погода оставалась неизбежно враждебной ко всему роду человеческому. Или по крайней мере той его части, что обитала здесь. Прошла жатва, опали листья и мир словно выцвел — весело подмигивающие оранжевыми огоньками хэллоуинские тыквы не заменили еще гирлянды и свечи, а дух рождества только-только начал витать над прилавками магазинов. Или, говоря языком Готэма, ушло время Пугала, короля страха, и не настала еще пора мистера Фриза.
Традиционное осеннее обострение местных психов подошло к концу, сменившись угрюмым межсезоньем, временем зализывать раны и готовиться к новой войне. Даже преступность словно уснула, оставив полицию просиживать штаны в участке, обложившись папками со старыми нераскрытыми делами, и лениво распутывать клубки событий. А может, гангстеры просто не хотели высовывать нос на улицу, справедливо опасаясь, что их пушки заклинит от такой ужасной сырости.
А с острова Аркхэм тянуло безумием. Ядовитый туман, пользуясь ослабленной бдительностью жителей, постепенно наползал на город из своей сумрачной обители. Никто даже не заметил, как он пересек воды канала и распространился по улицам.
Воздух Аркхэма пах безумием и чем-то родным.
Детективу Эдди Нигме тоже было нечем заняться в этом ноябре. Точнее было, конечно, было. Десятки супружеских измен, мелких краж, пропавших котиков и прочих семейных неурядиц. Он мог бы щелкать их как семечки, если б не считал, что слишком обидно тратить столь гениальный ум на такую чушь. Никаких настоящих загадок в последнее время.
Кроме одной.
Эдди стоял на мосту и смотрел на остров Аркхэм. В лечебнице недавно отгремел очередной бунт, и теперь бледные пациенты, под завязку накачанные транквилизаторами и седативными, лениво ползали по стенам, как сонные мухи, в поисках выхода, которого не было. Их красочный мир, полный возможностей, в очередной раз обернулся старыми серыми стенами без причудливых теней и шорохов по углам. Нет, не мухи, пауки в стеклянной банке! Но на этот раз Эдди не был одним из них.
Капли влаги оседали на металлических перилах и капали за воротник с полей шляпы. Ветер стих, поверхность канала стала ровной и гладкой, настолько гладкой, что напоминала теперь черное зеркало. Казалось, по нему легко можно было пройти.
Эдди криво улыбнулся. Бумаги со всеми печатями, свидетельствующие о полном выздоровлении, грели его в кармане плаща. Он постоял так еще некоторое время, а потом быстро зашагал прочь.
Но шел он отнюдь не к своему дому.
В этом некогда заброшенном приюте для животных обитали три безумные ведьмы. Такие же отверженные, как и он сам.
— Не ожидала тебя сегодня, заходи.
В зеленых глазах Селины мелькнула тревога, стоило ей увидеть его на пороге. Риддлер вечно бежал от неприятностей, но такое дело, неприятности рано или поздно настигали Эдди Нигму. Поэтому его появление на пороге убежища бывших преступниц могло значить только одно.
Через мгновение взгляд Селины смягчился, она улыбнулась уголком рта и кивнула ему вполне приветливо.
— Я настолько жалко выгляжу? — спросил Эдди, снимая шляпу и стряхивая с нее капли дождя.
— Любой выглядит жалко в такую погоду, — ответила она весело. — Так что привело гения в нашу скромную обитель?
— Как всегда, я здесь исключительно по делу, — важно произнес он и сунул Селине свой плащ. Та только фыркнула и скорчила недовольную гримасу. — Наш общий друг, комиссар Гордон, очень интересуется недавним инцидентом. Ты же знаешь, мне с трудом удалось отговорить копов перевернуть здесь все кверху дном.
Селина раздраженно вздохнула.
— У меня нет проблем с памятью, Эдди. Помнится, ты говорил, что все уладил.
— Где это произошло, здесь? В прошлый раз тут все было завалено.
Он остановился у дыры в потолке. Сейчас она была застелена сверху досками и пленкой, но дождевая вода все равно ухитрялась просачиваться внутрь, так что на пол накапала уже приличных размеров лужа.
— Да, мы с девочками убрали весь мусор, но тут еще требуется капитальный ремонт. Если честно, он здесь нужен везде.
Эдди еще раз окинул беглым взглядом последствия взрыва. Рокси Ракета не только уничтожила потолок — часть второго этажа тоже сильно пострадала, благо это была не жилая часть здания.
— Я просто хочу убедиться, что вы не готовите коварный план по захвату Готэма и не приглашаете пожить к себе кого-то из разыскиваемых преступников, — объяснил Эдди.
— А даже если и так? — Селина недобро сощурилась и выразительно глянула на аккуратно покрашенные коготки. — Что ты сделаешь, нашлешь на нас Бэтмена?
— Я не... но это ведь не правда?
Селина вздохнула.
— Я запретила Харли приглашать сюда кого попало погостить, даже если это обещает быть веселым. Особенно, если это обещает быть веселым. Мне кажется, я немного перегнула палку. После того, как я ее отчитала, она немного... скучает, наверное?
— Скучает?
— Думаю, ей одиноко, так что... ты сейчас сам все увидишь.
К счастью и некоторым опасениям Эдди, они отправились на источник шума и щекочущего ноздри теплого аромата кофе, что беспокоил детектива с тех пор, как он переступил порог.
— Эдди! — Харли буквально подпрыгнула от радости, тряхнув хвостиками, выкрашенными на этот раз под сахарную вату, и приветливо замахала ему обеими руками. Эдди боялся, что она бросится его обнимать, но мебельные баррикады спасли его от участи быть испачканным розовым блеском для губ.
— Харли! — набросилась на нее Селина, подойдя к плите. — Я же говорила тебе не добавлять сюда шоколадный соус!
— Но с ним же вкуснее! — возразила Харли.
— Но не в таком же количестве, — Селина махнула рукой, видимо, не желая спорить, и устало опустилась на потертую софу, перед этим убрав с нее несколько банок специй и полупустой пакет молока.
Эдди оглядел кухню и в очередной раз убедился, что не зря про себя называл их ведьмами. Потому что кухня выглядела так, словно здесь действительно орудовала настоящая ведьма, не хватало только огромного котла посреди всего этого хлама. Над котлом поднимался бы зеленоватый дымок, окрашивая лицо склонившейся над ним рыжеволосой женщины в неестественный, самый что ни на есть ведьмовский оттенок.
Впрочем, Айви нигде не было видно.
А котел вполне заменяла небольшая кастрюлька на плите и целых три турки, в которых что-то явно грелось и побулькивало.
Все остальное пространство было заполнено разномастными чашками, как пустыми, так и не очень, бутылями с сиропами, бутылками с алкоголем из мини-бара, пакетами молока и коробочками с другими полезными ингредиентами, просто необходимыми человеку, который решил сварить себе кофе без помощи предназначенных для этого машин. Естественно, все это располагалось в художественном беспорядке. А кое-что было пролито и просыпано. Эдди очень внимательно осмотрел сидение стула, прежде чем сесть.
— Тоже решили заняться легальным бизнесом? — спросил он с улыбкой. — Открыть собственную кофейню?
— Это звучит как отличная идея! Эдди, я говорила тебе, что ты самый умный человек из всех, кого я знаю? — Харли улыбнулась ему и сунула в руки дымящуюся чашку, так резко, что весь кофе едва не оказался у него на брюках. — Чем работать официанткой в дешевой забегаловке и носить похабную версию собственного костюма, лучше делать это в собственной кофейне!
— Насколько мне известно, — произнес Эдди с легким удивлением, — ты никогда не работала официанткой.
— О, вы только посмотрите на мистера я-знаю-все-обо-всех! — Харли показала ему язык. — А вот и работала. Правда, меня уволили раньше, чем я устроилась официально. Сломала какому-то парню руку, подумаешь! Это не повод сразу вышвыривать на мороз! Как будто они не знают, как тяжело в наше время быть хорошим и найти честную работу!
— На прошлой неделе она пыталась устроиться организатором детских праздников, — добавила Селина, отпивая из своей чашки с молоком, в котором если и был кофе, то совсем немного. — И решила взять с собой весь свой... инвентарь. Чтобы впечатлить всех взрывной презентацией на собеседовании. И нет, ей не отказали. Собеседование не состоялось — все просто разбежались.
— Я видела, что один круглый такой дядечка выпрыгнул в окно на третьем этаже! Глупый, я же сказала ему, что это не динамит... Киса, а я разве не просила тебя держать рот на замке?
Селина только пожала плечами и грациозно потянулась, как бы показывая свое отношение ко всем этим попыткам отыскать «нормальную» работу.
— Ладно, Эдди, — Харли повернулась к нему, — спорим, ты этого не знал?
— Честно говоря, я и правда удивлен. Хорошо, что они не стали вызывать полицию. Впрочем, я догадываюсь, почему. Не все в этом городе способны регулярно платить налоги.
— Вот! А еще ты точно не знаешь одного из моих самых страшных секретов, — торжественно произнесла Харли.
Эдди уже был готов сообщить, что не любитель играть в угадайку, но мог бы назвать сходу как минимум пять фактов, которые Харли могла бы считать «страшными секретами». Однако тут ему не повезло в задумчивости все-таки глотнуть из чашки, о которую он все это время грел руки.
— Ты кошмарно варишь кофе! — он стукнул чашкой о стол и закашлялся.
Селина мягко засмеялась, прикрыв рот рукой. Харли смерила ее недовольным взглядом.
— В смысле, ты все делаешь неправильно.
Он добавил это, чтобы не обидеть Харли, но, судя по тому, как поперхнулась Селина, что-то неправильное делал именно он.
— Киса, скажи мне, — растерянно проговорила Харли, — вот зачем ты его притащила?
— Не смотри на меня, я тут ни при чем. Он сам притащился убедиться, что ты не прячешь Рокси Ракету у себя под кроватью.
— Харли, дорогая, — начал Эдди примирительно, — мне больно видеть, как ты переводишь продукты, давай я тебе лучше покажу. Для начала, тебе надо следить за температурой.
— Что? Ой, черт! — кофе в одной из турок перелил через край и залил плиту. Харли тут же принялась исправлять ситуацию, но полотенце, которое она использовала, почему-то расплавилось и прилипло. Еще через несколько минут бесполезной борьбы Харли сдалась и отошла, жестом приглашая Эдди поучаствовать.
— Похоже, нам нужна новая плита, — резюмировала Селина.
— Не говори глупостей, — Эдди уже закатал рукава и нацепил зеленый фартук, который нашел тут же на груде коробок с непонятным содержимым — не хотелось запачкать костюм.
— О боже мой, я выиграла в лотерею мастер-класс от шефа! Я так взволнованна! — Харли подпрыгнула и захлопала в ладоши.
— Как я уже сказал, нужно следить за температурой, но тут есть еще много тонкостей...
Надо отдать Харли должное. Она была замечательным слушателем, хоть и заваливала его совершенно ненужными вопросами.
— И откуда ты столько знаешь о кофе? — спросила она со смехом через некоторое время, когда им удалось привести кухню в относительный порядок. Это не было необходимостью, но Эдди всегда лучше работалось в чистоте. Разумеется, Харли не пошевелила и пальцем, только крутилась вокруг и делала вид, что ей очень интересны его лекции. — Ты тоже хотел открыть свою кофейню?
— Нет, я просто знаю все на свете.
— Даже кто такой Бэтмен? — округлила глаза Харли.
— Даже кто такой Бэтмен, — без зазрения совести соврал Эдди, хотя Харли вряд ли ему поверила.
— Ииии?..
— Не скажу. Зато могу рассказать про кофе. Однажды я использовал рецепты напитков для создания шифра, потому что в той дыре, куда меня посадили, это была единственная книга, которую мне удалось достать. Надо же было чем-то занять себя, пока настоящий план побега осуществлялся сам. Жаль, что мне это ни разу так и не пригодилось. Если не считать сегодня.
Харли не помогала, а Селина не мешала. Притащив пару подушек, она вальяжно устроилась на софе, закинув ноги на стол. Пару раз ее приходилось передвигать, и тогда Селина недовольно шипела, как самая настоящая кошка. Впрочем, Эдди не сказал бы этого вслух. Она почти перестала припоминать ему Рим.
— Я как-то сказала, что вам нужно выкладывать записи ваших с Харли игр в интернет, — мурлыкнула Селина как-то особенно провокативно. — Забудь об этом, вы так славно смотритесь вместе, вам нужно вести кулинарные стримы.
— Да! — глаза Харли загорелись.
— Нет! — тут же вставил Эдди.
— Почему это?
— Харли, милая, я очень ценю тебя как соигрока, правда. И ты вовсе ничего не портишь каждый раз. И не игнорируешь мои советы, что уничтожает всю командную работу на корню. И ты действительно хорошо играешь, а не лупишь по кнопкам в случайном порядке. И не убиваешь меня все время, просто потому что это весело.
— Вот! Я ничего этого не делаю, ты сам только что сказал! Эдди, я бы не стала убивать тебя прямо на стриме, даже ради просмотров! Целой кучи просмотров. Миллионов. Кто же будет мне подсказывать ответы в ночных викторинах? Мы ведь так хотели выиграть и все вместе поехать в отпуск!
— В Италию? — уточнила Селина.
— На Багамы!
— Я понятия не имею, о чем ты, — сказал Эдди холодно. — Все равно кулинарные стримы —
это слишком. Не могу сказать, что мне нечего показать зрителям, но это... не мой формат. Я держу этот канал для... демонстрации своих профессиональных навыков. Я Загадочник, дамы, не повар, а приготовление пищи никак не связано с загадками. Разве что я буду готовить, а Харли изображать дегустатора-профи и отгадывать, что это было за блюдо.
— Знаешь, я передумала, — тут же сказала Харли. — Это и правда ужасная идея, Кошечка, как тебе такое в голову пришло? Если я буду все время есть, то стану круглой как Оззи, ужас! Давай наоборот? — дружелюбно предложила она.
— И тогда Эдди откинется раньше, чем ваш первый выпуск выйдет в эфир, — засмеялась Селина. — Кстати, ты уж определись, детектив ты или суперзлодей.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Эдди.
— Ну, ты назвал себя Загадочником.
— Должно быть, тебе показалось, я завязал с преступной карьерой, — сухо отозвался он. — Кстати, о кофе. Никогда такой раньше не видел. Где вы вообще его взяли?
— Я боялась, ты не спросишь, — хмыкнула Селина.
— Киса, можно я ему расскажу? — спросила Харли и, получив от подруги кивок, продолжила. — Это эксклюзив, Рыжик выращивает его прямо здесь! Правда, мы еще не придумали название для сорта, она запретила, а жаль, у меня была парочка отличных идей...
— В жизни не поверю, что эта колючка позволила бы так обращаться со своими детьми. Подумать только, использовать их для грязных человеческих потребностей в кофеине! Это что-то на уровне поедания младенцев! Да и вообще, когда Пэм делала для кого-то что-то хорошее?
Харли нахмурилась.
— Она вовсе не такая бесчувственная, как ты думаешь. Я уверена, что вы подружитесь, если узнаете друг друга поближе!
— Смею тебе напомнить, что вы обе жили в моем доме, куда уж ближе! Но не похоже, чтобы ей, да и тебе тоже, были интересны мои мысли по этому поводу! И не похоже, чтобы вам нужно было мое согласие. Селина, они ведь устраивали тебе допрос с пристрастием, верно?
— Разум не сердце, — отозвалась Селина напряженно, — я не собираюсь сейчас это обсуждать.
— Но мы извинились! — Харли повысила голос. — Она извинилась... даже если она не сказала об этом прямо, ей на самом деле очень жаль. И нам не нужно ворошить прошлое, потому что мы все теперь друзья, хотите вы этого или нет! Черт... да почему мы просто не можем быть добрыми друг к другу?!
Харли буквально вышла из себя, но и Эдди постепенно закипал, как и кофе на плите. Слова: «Конечно, мы друзья, Харли, самые лучшие друзья в мире, но ровно до того момента, пока ты не вспомнишь о Джокере или тебе не взбредет в голову еще какая блажь!» едва не сорвались с его губ, но в итоге он сказал нечто совсем иное.
— Ну а где она сама сейчас, наша совсем не бесчувственная ядовитая змея?
Харли мигом успокоилась. Они с Селиной почему-то тревожно переглянулись.
— Подождите, я узнаю это молчание. Только не говорите мне, что она мертва, это было бы очень неловко.
— Да нет, она жива, но у меня язык не повернется сказать, что она в порядке, — покачала головой Селина.
— Это просто... осень. Осенью она всегда такая, — грустно вздохнула Харли и повернулась к плите.
— Я мог бы догадаться. Так в чем трагедия? — Эдди все еще не понимал такую странную перемену настроения.
— Пару дней назад она ушла и не вернулась. Я не придала этому значения, но Харли сказала, что с ней, скорее всего, случилось что-то плохое. Я хотела позвонить тебе, ты ведь у нас теперь ищейка, но Харли сказала, что знает, куда идти. Ей шепнул об этом кактус. Уж не знаю, как ей на самом деле удалось найти нужное место, но следующие несколько часов мы играли в гробокопателей в Робинсон-парке. Нам пришлось провести там всю ночь, потому что Айви захотелось вдруг полежать в могиле. Она ушла в землю на метр, не меньше.
— Не говори, что тебе не было хотя бы чуть-чуть весело, — Харли не удержалась и смущенно хихикнула в кулак. Смешок вышел несколько вымученным, но Харли не умела грустить слишком долго. — Мы как будто искали клад!
— Да, а нашли Ядовитый Плющ, — Селина не разделяла ее энтузиазма.
— Не буду скрывать, я поражен. — Эдди покачал головой. — И что с ней теперь?
— Без понятия, — фыркнула Селина. — Сидит у себя в теплице и ни с кем не разговаривает.
— Оранжерее! — поправила Харли и добавила: — Она даже меня не хочет видеть. Надеюсь, что это пройдет. Очень скоро пройдет.
— Эдди, я знаю, что ты никогда меня не слушал, — произнесла вдруг Селина очень серьезно, — но я правда не советую сейчас к ней приближаться. Я не хочу снова браться за лопату.
— С чего ты взяла, что я собираюсь увидеться с ней? Я вообще-то собирался уже уходить, — соврал Эдди.
Селина лукаво улыбнулась.
— Женская интуиция. В таком случае... могу я забрать твои вещи себе?
— Что? Нет! Мы же договорились, что шляпа достанется мне! — возразила Харли, но Эдди так и не узнал, чем Селина ответила на это, потому что покинул кухню и направился в теплицу-оранжерею.
Как и ожидалось от Пэм, путь к ее обители пролегал через темные захламленные помещения и подсобки, холодные покинутые места, что лишний раз напоминали о ее отчужденности. И давали время передумать. Но тем разительнее был контраст с тем буйством зеленого, что обнаружился внутри оранжереи. Впрочем, это могло только казаться из-за того, что снаружи совсем стемнело, тьма окутала оранжерею со всех сторон, не пропуская серость поздней осень внутрь. Специальное освещение стерло последние остатки Готэма с зеленых листьев обитателей этого кусочка тропического рая.
При желании Эдди мог бы вспомнить имя каждого из них.
Сама хозяйка этого места не отсиживалась в бутоне огромного цветка, как она делала когда-то. Пэм обнаружилась в закутке под фиолетовым светом фитолампы. Она сидела, подтянув колени к груди, а простой деревянный стул (Эдди усмехнулся иронии) окружали десятки горшков с рассадой. Когда Эдди подошел поближе, она подняла голову и угрюмо посмотрела в его сторону.
А вот сам Эдди смотреть на нее почему-то не мог. На ее худые плечи, одетые фиолетовым светом, жалкую сгорбленную фигуру и растрепанную копну волос. Она и правда чем-то напоминала мертвеца, вылезшего из могилы.
Он отвернулся, украдкой наблюдая за ней в отражении стекла, и выдержал около минуты молчания.
Это потребовало всех его душевных сил.
— Даже не скажешь мне привет? — спросил он, наконец. — Мы ведь так давно не виделись. Тяжелый денек, а?
Он на самом деле даже не был уверен, видит ли его Пэм или просто смотрит сквозь, ища что-то в темноте снаружи. Должно быть, место, откуда дождевые струи яростно атакуют стекло оранжереи.
В любой другой момент этот звук можно было бы посчитать умиротворяющим.
— Это мой фартук на тебе? — внезапно подала голос Пэм. Он звучал хрипло, скорее всего от долгого молчания.
Эдди только сейчас сообразил, что так и не додумался его снять.
— А, это? — он оглядел себя. — Не думал, что ты готовишь. Ох, подожди, это ведь просто Харли позаимствовала твой фартук для садовых работ. И я даже могу догадаться, почему. Да ладно тебе, не выгляди такой недовольной. Если тебя утешит, после ее кулинарных экспериментов я близок к диабету как никогда и не буду спать еще неделю.
— Чего тебе нужно?
— Зашел на чашечку кофе? Я бы пригласил тебя куда-нибудь, но, похоже, у тебя тут все свое. Не ожидал такой самоотверженности от кактуса.
Пэм недобро сощурилась, и ее поза стала более расслабленной.
Не хотела выглядеть слабой перед ним? Вполне вероятно.
— Просто один маленький эксперимент, не думай лишнего, — она криво усмехнулась, — в зернах яд, конечно же. Но его совсем немного. Так что, чем больше пьешь, тем быстрее накапливается эффект. Токсины медленно убивают и подчиняют моей воле. Я еще не знаю, что наступит раньше. Вот, жду результатов. Ты ведь тоже его пил, верно?
Пэм была змеей в траве. Эдди знал, как быстро она совершает бросок, переходя от пассивности к коварству.
Должен был знать.
— Это неважно, — она махнула рукой, — тебя я все равно могу подчинить в любой момент. Ведь ты прямо сейчас дышишь зараженным воздухом.
— Поверить не могу, что действительно волновался за такую дрянь, как ты! — Эдди повысил голос и закашлялся, как он надеялся, не от ядовитых спор.
— Лжец, — припечатала Пэм. К радости Эдди, не так уверенно, как могла бы. Однако его реакция ее явно повеселила.
— Ты слишком плохо обо мне думаешь. Я бы не пожелал быть похороненным заживо даже тебе.
— Вы, люди, такие смешные в своем ограниченном восприятии, — хмыкнула Пэм, но достаточно безжизненно, чтобы принимать ее слова за чистую монету, — меряете всех своей человеческой меркой. Кутаетесь в теплую одежду, пьете кофе, смеетесь, топчете мертвые листья и не замечаете ничего вокруг себя. Не замечаете и не чувствуете. Разве ты не понимаешь? Прямо сейчас, прямо в эту секунду что-то меняется. Наш мир умирает. Мы умираем. Это уже близко, прямо в воздухе, в каждом слове и вздохе. И мне кажется, будто я гнию изнутри. Скоро мои руки и ноги отсохнут и отвалятся, но я не знаю, что будет с нами, когда мы покинем свои иссохшие опостылевшие оболочки. И покинем ли вообще? Я не знаю...
— Пэм, — Эдди прервал поток этого бессвязного бреда, что ощущался дуновением сквозняка, — это всего лишь осень. Она бывает каждый год. Не драматизируй.
— Нет, — она продолжала пялиться пустыми глазами в пространство, — все не так. В смысле вообще все! Я скоро умру, понимаешь? И вместо меня уже будет какая-то другая Пэм, не я. И что тогда будет со мной?
— Ничего не будет! — раздраженно бросил Эдди. В его гениальный ум уже начали закрадываться подозрения, что она попросту издевается. — Уж извини, мне хотелось бы, чтобы на твоем месте был кто-то другой, но каждый раз мне приходится иметь дело именно с тобой! И знаешь, я не нанимался твоим психотерапевтом, за медицинской помощью можешь обратиться в Аркхэм. А мне, честно говоря, совершенно не интересно и даже приятнее выслушивать от тебя угрозы. Так почему бы тебе не успокоиться, не съесть каких-нибудь минеральных удобрений...
— Я просто хотела быть со своими друзьями, — Пэм словно с досадой провела рукой по всклокоченным волосам, вытащила запутавшийся в них высохший лист и удивленно уставилась на него, — уснуть вместе с ними...
— Какими друзьями, Пэм? Деревьями и кустами?!
Эдди некоторое время просто смотрел на нее, ожидая, что она скажет хоть что-нибудь. Но она молчала. Как будто он ляпнул настолько очевидную глупость, что нет нужды снисходить до объяснений.
— У тебя ведь уже есть друзья, — Эдди смотрел на Ядовитый Плющ, снова обнявшую колени, сверху вниз и голос его сочился злостью, — те самые друзья, которые посреди ночи бросились искать тебя в парк с лопатами. Просто потому что волновались за тебя, неблагодарная ты колючка. Я бы многое за это отдал, но если ты не понимаешь... прощай, Пэм. И спасибо за кофе.
Пэм так и не удостоила его ни прощанием, ни взглядом. Просто отвернулась к стеклу и склонилась над рассадой.
Эдди хотел выйти на улицу, где ливень все усиливался, чтобы охладиться. Его лицо почему-то горело.
Но вспомнил, что оставил свидетельство о своем здравомыслии в кармане плаща.
Эдди не был уверен, что оно ему нужно.
@темы: Arkham Asylum, 2 тур, DC-Wars-2018
-
-
10.04.2018 в 17:59-
-
10.04.2018 в 18:20Автор "Чайного сервиза" вам благодарен и передает, что хорошая загадка - только та, которую можно разгадать самому и без подсказок.
Загадки - отдельная линия наших выкладок, мы рады, если она удается и кажется интересной!
Спасибо еще раз!
-
-
20.04.2018 в 01:02И Без масок тоже, хотя и не натягивается на мои хэдканоны, мне понравилось, идея с волной крутая.
Соглашусь с комментатором выше - отличный каноничный джен.
-
-
23.04.2018 в 16:06-
-
24.04.2018 в 14:51Когда ты хвалишь чайник, я думаю о сахарнице) Оттого вдвойне замечательные ощущения от отзыва ^^
-
-
24.04.2018 в 15:15-
-
24.04.2018 в 15:16-
-
26.03.2019 в 08:53Сегодня на фандомной недельке день комментирования фестивальных работ, но не в этом дело.
Просто очень уж под настроение, хотя на улице и весна. На удивление серый весенний день, к слову, и холодный, Пэм бы он не понравился.
Автор все знает: для меня, как всегда, диалогов, может, немножечко многовато, но какие же они вкусные. Ведьмы и Эдди прекрасны. Хотелось бы на этот раз пробежаться по каждому образу отдельно.И да, пока не забыла. Мне надо НЕ КОРЯВО написать про Рокси. Наверное)
Или тебе, Сератна.
Кому-нибудь! А еще есть Дженна Даффи... Да вообще "Сирены" и их герои прекрасны)
Итак, о героях.
У всех осень. Самые стойкие, конечно, кошки и клоуны. Первые умеют не париться при любых обстоятельствах, подмешивать себе символически капельку кофе в молоко и хитро-снисходительно щурить на других зеленые умные глаза, свернувшись клубочком на периферии. Селина пьет совсем мало кофе, твой план проваливается, Пэм.
На Харли не действуют яды. А этот пробивается сквозь защиту? Или единственный яд в ее случае - недружелюбие окружающих, через любую стену которого пробьется это чудо с хвостиками из сахарной ваты? Харли неизменно очаровательна, жизнерадостна, невыносима, от нее куча шума и дружелюбия. И стримы. Аааааа! Мне нужен такой текст xD
Да, перечитывая, я начинаю многого хотеть от Сиреночек в плане фанфиков)
Пэм. У Пэм осень. Она сама зарывает себя в землю, в прямых и переносных смыслах, а ведь, казалось бы, ей только руку протянуть... Трагедия одинокой колючки, чужой для людей и для растений по собственному желанию и волей судьбы. Хочется не то дать по мозгам, не то обнять ее.
С Эдди у них опять не клеится, как всегда, хотя у этих двоих чертовски много общего, как всегда - начиная на этот раз с жалкого вида и заканчивая проблемами в общении. Эдди жаль. Сирены снова бьют в спину, вернее, одна из них.
Вернее, кидает кружкой обжигающе-ядовитого кофе.
Крутейший текст о дружбе и трудностях. И об осени во всех смыслах - прямых, переносных, ботанических.
Спасибо!